Дарина тем временем ненавязчиво увлекала делегацию в другую часть залы, и Тати, покоряясь воле обстоятельств, внешне оставалась совершенно спокойной, она продолжала шутить и смеяться, но внутри у неё неудержимо разгорался самый настоящий пожар, его можно было бы притушить, наверное, если бы Дарина своим преувеличенным почтением так резко не провела границу между ними и Кузьмой шай Асурджанбэй, но это случилось, и давнее подспудное желание Тати царить или хотя бы дотянуться до чего-то, достойного царей, воплотилось вдруг в новой страсти. «Я докажу всем, что никакие они не боги; а если даже и боги, то что мешает мне занять своё законное место среди них?»
Дарина с гордостью представляла майора Казарову своим светским знакомым, а те, напоказ или подлинно польщённые, в свою очередь предлагали ей тонкие запястья своих застенчивых высокородных сыновей с замотанными лицами для томных струящихся танцев. Тати же с неугасающей внимательной улыбкой расточала этим юношам афористичные комплименты, вела их танцевать, услужливо приносила им минеральную воду, шампанское, фрукты, и, умело пользуясь своими перемещениями по бальной зале, искала глазами и иногда находила Кузьму шай Асурджанбэй, который стоял, как и прежде, в обществе двух своих грозных брюнеток, словно под стражей, стоял, неизменно красиво держа осанку и сверкающий бокал в нежной руке, высунувшейся робко, как пленительно-зрелый плод из густой листвы из широкого цветастого рукава рубахи.
Тати Казарова заметила, что Кузьма в продолжение вечера несколько раз на неё взглянул, ощутив, видимо, её интерес, но взглянул как-то нерешительно, боязливо, совершенно несоответственно своему высокому положению – эти быстрые и осторожные приливы внимания юноши, готовые в любой момент отхлынуть, прикоснулись к ней, словно тёплая морская вода к прибрежному камню – она как будто почувствовала одобрение своим притязаниям во встречных взглядах Кузьмы и ещё больше осмелела. Но выработанное с детства светское чутьё подсказывало ей, что какие-либо решительные действия сейчас неприемлемы – пригласить юного шай Асурджанбэй танцевать – это скандал, он не поведёт ни к чему, кроме презрительных смешков в спину и бесповоротного падения в глазах публики – один раз подпрыгнуть, дёрнуть бога за бороду и убежать – совсем не то, что подняться на недостижимую высоту и встать рядом с ним. Нужно затаиться, терпеливо ждать, пока интерес Кузьмы не перерастёт из простого любопытства в нечто большее – и тогда уже он сам сбросит ей со своей неприступной башни тоненькую лесенку – пришлёт записку, сладко пахнущую эфирным маслом, кокетливо засмеётся через плечо проходя мимо, как бы давая знать, что дальнейшие ухаживания приветствуются…
