Тень каравеллы. Повести | страница 68



Подняться на ноги я еще не мог и сделал вид, что полностью занят своими ссадинами.

Они подошли.

- Однако целый, - с некоторым удивлением заметил старик. - Руки и ноги на месте. И слезы не каплют. Если не каплют, значит, все в порядке. Так? - спросил он у Майки, а не у меня.

Майка хмыкнула и промолчала. Я из-под опущенных ресниц следил за ними. Старик это заметил.

- Интересно, - сказал он опять Майке. - Видать, это наш сосед. А не он это доску-то отломал?

Майка жалостливо посмотрела на меня и улыбнулась.

- Ну что ты, дедушка! У него и силенок-то не хватит. Другой оторвал, большой и белобрысый.

Дед усмехнулся:

- Тогда я пошел. А ты?

- Иди, - сказала Майка. - Я скоро приду.

И чего ей надо? Шла бы вместе с дедом…

- Ну? - с интересом спросила Майка. - Что же ты не закинул его на трубу?

Она смотрела на меня даже без ехидства, а так, как смотрят взрослые на маленьких болтунов. И чуть улыбалась.

- Еще издевается! - мрачно сказал я. - Тут у человека рана такая…

Вывернув локоть, я показал «рану».

- Ой, беда… - насмешливо откликнулась она. - Плюнул бы на подорожник да прилепил бы. Вот и все.

Нет, она не собиралась отрывать подол и торопливо перевязывать мои царапины. Не думала ронять прохладные слезинки и шептать ласковые слова.

Я сердито встал и с лязгом подцепил на крючок «Оленя».

- Обойдусь без твоих подорожников.

После этого надо было уходить. Гордо и независимо. Так, чтобы у нее от позднего раскаяния защемило сердце. Но у меня так не получилось. Боком и медленно я сделал первый шаг.

- Думаешь, мне жалко, что ли, было ту доску? - вдруг спросила она. - Просто не люблю, когда нахальничают.

- А я нахальничал?

Майка прищурилась:

- А зачем без спросу начал отрывать?

Любовь любовью, но кто же стерпит такие возмутительные слова?

- Без спросу! У тебя спрашивать, да!?

- А у кого? Раз это наш забор…

- Ваш?!

- А чей?

Ну, что я в ней нашел, чтоб влюбляться? Треснуть бы каталкой по лбу, тогда узнала бы. Но нельзя трескать девчонок железными каталками. И я решил убить ее презрением.

- Ты, наверно, по правде дура, - сказал я. - Ну, пускай это был бы ваш забор. Мне, значит, надо было прийти и спрашивать: «Можно, я досочку оторву?» Что я, поленом стукнутый?

Майка была теперь не насмешливая, а даже немножко грустная.

- А ты бы все равно не пришел, - негромко сказала она. - Ты не знаешь, как у нас калитка открывается. Там надо за шнурок дернуть.

- Ну и дергай свой шнурок, - пробормотал я.

Она еще помолчала, отвернувшись, посмотрела зачем-то на свою калитку и тихо спросила: