Когда мы с Яном снова оказались на улице, пошел снег. Крупная пушистая снежинка мазнула по щеке, но я не почувствовал холода. Казалось, какая-то часть меня навсегда осталась в раме той картины с куклами, как раненый единорог, и я никогда больше не смогу чувствовать. Никогда.
Разбудило меня прикосновение к плечу. Тот самый мачо скандинавского разлива снова чего-то от меня хотел, тыча пальцем в сторону открытой двери. С трудом приподняв голову и щурясь на свет, я разглядел столик на колесах, уставленный кастрюлями и мисками. Так, это вариант тюремной баланды класса люкс? Три блюда на выбор? С вялым удивлением я обнаружил, что есть все еще совершенно не хочется. Заложенный нос не различал запахов, язык присох к небу и на вкус был, как половая тряпка. Хотелось только пить, но сползти с койки казалось делом таким же невыполнимым, как покорение Эвереста.
Я просто покачал головой, в которой чугунным ядром перекатывалась боль, и упал обратно на подушку. Блондин нахмурился и положил приятно холодную ладонь мне на лоб. Отдернул руку и начал вещать чего-то в свою рацию. Я устало закрыл глаза, а открыл, когда меня снова раздевали. На сей раз я не рыпался, потому что, во-первых, мне стало уже все пофиг, лишь бы дали помереть спокойно; а во-вторых, я заметил на человеке без белого халата такую штуку, которой легкие слушают, как ее... стетоскоп! Этой ледяной фиговиной садист принялся меня тыкать – сначала в грудь, потом – в спину. Залез шершавой палочкой в рот, светил во все места. Наконец, засунул мне в ухо какую-то хреновину, которая там давила и больно пищала.
Результатами доктор Зло остался явно недоволен и выместил эмоции на блондине-надзирателе. Уж так его разносил, что у скандинавского секс-символа даже квадратный подбородок порозовел. Мужик сбежал от врача в дальний угол и начал общаться с рацией. А Айболит повернулся ко мне: оказывается, мы еще не закончили. Стащив с меня штаны – а чего, блондин все равно уже все видел, – садист прицелился в меня здоровенным шприцом. Если бы в желудке что-то было, я бы точно блеванул со страху. Но ел я в последний раз, кажется, вчера днем, так что доктору повезло. А мне нет! Блин, больно же! Потом меня заставили еще проглотить таблетку, а блондин притаранил чашку и термос, которые поставил на табуретке рядом с кроватью. В термосе оказался сладкий отвар ромашки.
Ромашку я с некоторых пор на дух не переношу – как и детское мыло – но тут жажда взяла свое. Я выдул три чашки подряд и отключился. Не знаю, сколько проспал на этот раз, но по ощущениям долго. Было светло – значит, это утро или день? Неужели завтра уже наступило? Прислушался к своему телу. Дышать вроде полегче стало, и башка не грозит вот-вот лопнуть от боли. По ходу, Айболитов укол сотворил чудеса. Даже туалетный ершик в горле пропал, так что я вполне смог бы что-нибудь проглотить. Что-нибудь посущественнее ромашки. Кстати, а где там моя горничная, то есть блондин с супчиком?
