Полковник задумался. В кабинете тикали часы. По карнизу шумно прогуливался голубь.
— Ладно, — сказал наконец Громобоев, — можешь идти.
— То есть как? — не понял диверсант.
— Ты свободен. Коллектив благодари. Химчистка № 7 берет тебя на поруки.
Бывший шпион недоверчиво взглянул на офицера, но тот с улыбкой кивнул ему и придвинул к себе бумаги, давая понять, что разговор окончен.
Джон Смит попрощался дрогнувшим голосом, направился к дверям, потом вернулся и сказал:
— Гражданин полковник, мне стыдно злоупотреблять вашим благородством, но один вопрос не дает мне покоя. Дело в том, что у меня есть домашнее животное.
— Какое именно? — спросил Громобоев.
— Да так, — ответил Джон Смит, — волчишка небольшой. Нельзя ли о нем позаботиться? Приобщить к созидательному труду?
— Ну, что ж, — сказал полковник, — будет какой-нибудь склад охранять.
— Вы понимаете, какая штука, — возразил недавний диверсант, — он у меня вообще-то работник кабинетного толка.
— А как по характеру?
— Тонкий лирик со склонностью к унынию.
— Минутку, — сказал полковник и набрал короткий местный номер. — Майор Кузьмин? Говорит полковник Громобоев. Как у нас с медперсоналом в детских учреждениях? Острая нехватка? Ясно. Ну вот, — обратился он к Джону Смиту, — пускай оформляется в детские ясли на улице Чкалова, 5.
Через минуту Джон Смит вышел на улицу и быстрой походкой зашагал домой.
Полковник Громобоев встал, подошел к окну и взглянул сверху вниз на нашу землю, которая крутится испокон века, таская на себе нелегкую поклажу человечество!
Иная жизнь
(Сентиментальная повесть)
1. Начало
Мой друг Красноперов ехал во Францию, чтобы поработать над архивами Бунина. Уже в Стокгольме он почувствовал, что находится за границей.
До вылета оставалось три часа. Летчики пили джин в баре аэровокзала. Стюардесса, лежа в шезлонге, читала «Муму». Пассажиры играли в карты, штопали и тихо напевали.
Мой друг вздохнул и направился к стадиону Улеви.
День был теплый и солнечный. Пахло горячим автомобилем, баскетбольными кедами и жильем, где спят, не раздеваясь.
Красноперов закурил. Огонек был едва заметен на солнце.
«Как странно, — думал он, — чужая жизнь, а я здесь только гость! Уеду — все исчезнет. Не будет здания ратуши. Не будет ярко выкрашенных газгольдеров. Не будет рекламы таблеток от кашля. Не будет шофера с усами, который ест землянику из пакета. Не будет цветного изображения Лоллобриджиды в кабине за его спиной… А может быть, что-то останется? Все останется, а меня как раз не будет? Останется мостовая, припадет к иным незнакомым ботинкам. Стекла забудут мое отражение. И в голубом красивом небе бесследно растает дымок сигареты «Памир»… Иная жизнь, чужие люди, тайна…»
