«Распишитесь, гражданин!»
Джон Смит взял Надю под руку, им стало тесно, а через двадцать минут разведчик и девушка уже сидели в ресторане ВДНХ под фикусом.
Официант подал меню, измятый листок бумаги в гладком коленкоровом переплете, отступил на шаг и замер.
Джон Смит повернулся к Наде.
— Виски, джин? — спросил он.
Надя рассмеялась в ответ и говорит:
— Мне водки капельку, а то я ноги промочила.
Смит продиктовал заказ. Надя в ужасе пыталась его остановить.
Официант чиркнул в невидимом блокноте и удалился, ловко огибая столы.
На эстраду вышли музыканты. Пиджаки их висели на стульях. Музыканты о чем-то беседовали, смеясь. Потом они все нахмурились и разошлись по своим местам.
— Давайте потанцуем, — сказал Джон Смит.
— Не могу, — ответила Надя, — я туфли сняла.
Девушка приподняла скатерть, и оттуда выглянул кончик ступни.
У шпиона замерло сердце.
«Не знаю, как выглядит счастье, — подумал он, — мне сорок лет, и я не уверен, что почувствую, если хотя бы частица его встретится на моем пути».
Музыканты играли дружно и отрешенно. Они куда-то шли под звон бокалов, и глаза их были полузакрыты.
Вечером Джон Смит прощался с Надей в подъезде возле батареи отопления. Из-за шахты лифта торчали ручки детских колясок.
— Иди ко мне, — сказал шпион.
— Перестаньте.
Девушка вырвала руку, и на секунду он увидел перед собой приемщицу химчистки в шелковом черном халате и с негодующими вибрациями в голосе: «Распишитесь, гражданин!»
— Ладно, — сказал Джон Смит, — не буду. Простите.
— Если вы меня в ресторан пригласили, то еще не значит, что можно руки распускать!
— Как вам не стыдно, — покачал головой Джон Смит, — ай-ай-ай!
Он повернулся и шагнул к дверям, но Надя догнала его и тронула за хлястик.
— Подождите, — сказала она, — ох, какой же вы громадный. Мне придется встать на цыпочки.
Джон Смит вернулся поздно, снял ботинки и хотел уже выключить свет, но в это время его окликнул тамбовский волк.
— Шеф, я не сплю. Мне нужно с вами поговорить.
— В чем дело, капрал? — спросил Джон Смит, вновь зажигая люстру.
— Я вынужден сделать признание. Оно облегчит мне душу.
— Слушаю вас.
— Шеф, мне трудно говорить.
— Будьте мужчиной, капрал.
— Шеф, я сошелся с легавой. Да, да, я, волк и сын волка, связал свою жизнь с охотничьей собакой. Это случилось на пустыре, когда вы читали газету.
Джон Смит вынул папиросу и задумался, не прикурив.
Ночь лежала за потемневшими стеклами. Мир дремал у порога. Вся мера глубины и разнообразия жизни ясно предстала в этот час на грани тьмы и света.
