– Берегитесь! У вас здесь все отравлено: вас хотели умертвить. А я добилась помилования своего будущего дяди, чтобы не войти в семейство Савелли с пустыми руками.
Монсеньер Катанцара удивленно поблагодарил племянницу и подал ей большие надежды на помилование Миссирилли.
– Итак, мы заключили сделку, и в подтверждение ее вот вам награда, – сказала Ванина, целуя его.
Министр принял награду.
– Надо вам сказать, дорогая Ванина, – заметил он, – что я сам не люблю крови. И к тому же я еще молод, хотя вам, вероятно, кажусь стариком. Я, пожалуй, доживу до такого времени, когда кровь, пролитая сегодня, выступит позорным пятном.
Пробило уже два часа ночи, когда монсеньер Катанцара проводил Ванину до калитки своего сада.
Через день министр явился к папе, весьма смущенный тем шагом, который ему предстояло сделать, и вдруг его святейшество сказал ему:
– Прежде всего я хочу воззвать к вашему милосердию. Одному из форлийских карбонариев приговор не смягчен, и мысль об этом лишила меня сна. Надо спасти этого человека.
Министр, видя, что папа опередил его, представил множество возражений и в конце концов написал указ motu proprio[4], который папа подписал сам вопреки обычаю.
Ванина думала, что она, может быть, и добьется помилования своего возлюбленного, но его постараются отравить. Еще накануне папского указа Миссирилли получил от аббата Кари, духовника Ванины, несколько пакетов с морскими сухарями и предупреждение не притрагиваться к казенной пище.
Затем Ванина узнала, что форлийских карбонариев переводят в крепость Сан-Леоне, и решила во что бы то ни стало увидеться с Миссирилли на этапе в Читта-Кастеллана. Она приехала в этот город за сутки до прибытия узников. Там она встретилась с аббатом Кари, который прибыл раньше ее на несколько дней. Он убедил смотрителя тюрьмы разрешить Миссирилли присутствовать на полуночной службе в тюремной часовне. И даже больше: если Миссирилли согласится, чтобы ему надели цепи на руки и на ноги, смотритель обещал отойти к дверям часовни – тогда он не упустит из виду узника, за которого несет ответственность, но не будет прислушиваться к разговору.
Настал наконец день, когда должна была решиться судьба Ванины. Уже с утра она заперлась в тюремной часовне. Кто скажет, какие мысли волновали ее весь этот долгий день! Любит ли ее Пьетро настолько, что все простит! Она выдала венту, но ему она спасла жизнь. Когда голос рассудка брал верх над смятением души, Ванина надеялась, что Пьетро согласится покинуть Италию, уехать вместе с нею, – ведь она согрешила только от избытка любви. Пробило четыре часа. Она услышала вдалеке стук конских копыт: в город въехал конвой карабинеров. Каждый звук отдавался в ее сердце. Вскоре загрохотали телеги: везли осужденных. Они остановились на маленькой площади перед тюрьмой. Ванина видела, как два карабинера приподняли Миссирилли, – он ехал один, скованный цепями, и не мог пошевелиться.
