Это были совсем не те слова, тем не менее Спилсбюри поднял свой револьвер, расстрелял все патроны и стал ждать, когда полицейские, как договорились, откроют ответный огонь. Сначала он неуверенно ощупал свой живот, а затем, удовлетворенный, свалился на затоптанный ковер.
Когда в коридоре послышались испуганные голоса проживающих в отеле, привлеченных стрельбой, оба полицейских в форме вышли из комнаты. С закрытыми глазами, лежа на спине, Спилсбюри слышал, как они разгоняли любопытных по своим комнатам.
— Сэр, вы должны лечь иначе! — сказал кто-то над ним. — Лицом вниз, а то могут заметить, что вы живы.
Спилсбюри открыл глаза, перевернулся, подтянул бедро и спрятал руки под живот.
— Теперь лучше? — спросил он.
Полицейский немного изменил его позу, положил рядом револьвер и удовлетворенно сказал:
— Вот теперь все более естественно. — Затем подошел к двери и нарочито громко крикнул полицейскому, ожидавшему в коридоре: — Он убит, вызовите из морга машину!
Через полчаса двое сильных мужчин, одетых в халаты, сильно пахнущие дезинфекцией, принесли похожий на гроб ящик из оцинкованного железа. За ними в комнату пытался проникнуть фоторепортер, но его не пустили. Он сделал несколько снимков, стоя в коридоре, затем дверь перед его носом захлопнули.
Спилсбюри было не легко поместиться в ящике. Наконец он кое-как устроился и вновь закрыл глаза. «Санитары», прежде чем закрыть ящик крышкой, закурили сигареты, а один из полицейских посоветовал:
— Вдохните несколько раз поглубже воздух. После того как закроют крышку, вам будет душновато.
— Ничего. В машине крышку снимем. Иначе мы действительно привезем труп, — пошутил другой.
Роджер Спилсбюри, целый и невредимый, прибыл в бруклинский морг и сразу же вышел из него через черный ход в котельной. Затем прокурор Кимбелл сам отвез его, спрятанного между грязными рубашками и простынями в машине, принадлежавшей прачечной, в армейский арсенал, где Спилсбюри должен был находиться вместе с Билли Керром под охраной во избежание покушения на их жизнь.
Керр и Спилсбюри изложили на 420 страницах все, что знали по поводу преступлений Джозефа Боннано. Однако этот единственный в своем роде документ не имел для прокурора Кимбелла никакого значения до тех пор, пока оба свидетеля не выскажут это под присягой перед судом. Разумеется, Боннано и его адвокаты решили любыми средствами воспрепятствовать этому и, надо сказать, во многом преуспели. Прокурор убедился в этом печальном факте на седьмой день процесса сразу после того, как зачитал свое заявление, и прежде, чем успел после этого задать Спилсбюри первые вопросы.
