Гриша оказался Григорием Абрамовичем, явно бывшим офицером, теперь отставником, правда состарившимся, покатые плечи, волос на голове седой, с короткой стрижкой, с кустистыми бровями, но живым взглядом. В руках он держал два продуктовых пакета и цветы. Улыбался. В пакетах оказались несколько бутылок дорогого вина, виноград, яблоки, коробка шоколадных конфет… Классика! И цветы. Большой букет.
— Это твоей супруге. Где она? — Выискивая глазами, с улыбкой, спросил гость.
— Спасибо, Гриша. Опоздал. Давно она… — Пряча глаза, отмахнулся Пётр Михайлович, — там уже, — указал пальцем на потолок, — ждёт меня. Проходи, знакомься. Это Виктор, мой… ассистент и личный писатель-мемуарист. — Не моргнув глазом, представил он, — Мы с ним в моей молодости много полезного стране сделали. При нём можно говорить даже о государственных тайнах. Наш человек. Мой. Отвечаю. А это…
Познакомились. Рука у Григория Абрамовича оказалась сухой и крепкой, отметил про себя Виктор Викторович, во все глаза глядел на старика. Он его не знал. Никогда не встречал. Хотя в прошлом работали в одной системе. Но, сколько таких через Контору прошло, всех не сосчитать, и не упомнить. Разряжая обстановку знакомства, возникший из кухни сын Петра Михайловича, вежливо кивнул гостю, пожал руку, принял пакеты, вернулся на кухню.
Сели за стол.
Разлили вино по бокалам…
От общих вопросов генерал быстро перевёл разговор в нужное направление.
— Гриша, я заметил, наш президент, куда-то не туда ведёт страну, в прошлое, ты не заметил? Что с ним случилось? Случайно, не ваша работа?
Гость как-то странно усмехнулся, ответил.
— Наша, не наша… Давно пора. Все же знают, что раньше лучше было. Играют в демократов, вернее подыгрывают. А страна нищает. Разве не так, Пётр Михайлович? Так! Мы же с тобой помним СССР, помним его мощь, силу, авторитет, а сейчас? Согласись, страну разъедает коррупция, — она и раньше была, но не до такой же степени, а какое наглое воровство, а клановость? — Голос его окреп, послышались злые нотки. — Дичайшее расслоение на сверхбогатых и просто бедных. Ну, разве это жизнь? Куда не плюнь, всюду мигранты из свободных государств. Из свободных государств, ты представляешь?! — Он с нажимом повторил. — Из свобо-одных! А?! В бывших наших братских республиках местные президентишки города и дворцы из золота и мрамора возводят, себе памятники из золота сооружают, поющие фонтаны строят, а их единоверцы по миру разбежались. Бедствуют. Голодают. Попрошайничают. Вливаются в криминал. Это как? Как это, скажи мне? Как такое понять? Ты вот на даче сидишь, почётную пенсию получаешь, мемуары пишешь, а… — горько выдохнул Георгий Абрамович и махнул рукой, — ладно, что говорить. — Помолчал, вновь вскинулся. — Старые заводы, Пётр Михайлович, стоят. Фабрики закрыты… Разбиты, разграблены. Я вчера прилетел с Дальнего Востока, на совещании был, видел. Там люди на Центр злые, на президента тоже. До ручки люди дошли, до крайности. Отделяться хотят. Голый сепаратизм, представляешь? Центр обдирает регионы. Как Лужков обдирал префектуры, те — управы. Теперь Собянин. Это неправильно. Так с людьми поступать нельзя. И я рад, что президент сменил тактику. К прежней системе нужно возвращаться. К прежней. Откорректировать только. Ошибки исправить. Выводы сделать. И они сделают. Я их выслушал. Президент скоро и Конституцию поменяет.
