Спал Виктор Викторович плохо. Уснул с трудом. Всё думал, вспоминал, даже голова распухла. Ещё и Надюша эта, да что Надюша… Что эта девка? Дура! Смазливая вешалка… Да таких у него может быть… топ-моделей, например… Могло быть… Только бровью поведи, пальцем пошевели… Табун выстроится. И Листермана не надо. Сучка! Карьеристка… Истерику закатила: Полиция! Помогите! Караул! Какой «караул», какая полиция? Паникёрша трусливая. Идиотка. Знал бы, что так получится, хрен бы ей раньше, а не подарки. Она даже прислушаться не захотела, сердцем не прислушалась. А могла бы, если б любила… А она любила? Ха! Говорила, что да. Жарко обнимала руками, голосом завораживала, отдавалась… Вот отдавалась страстно. Очень даже… Убедительно. А губы её, а язык?! С ума сойти. Он и сходил. Кто такое выдержать сможет… а её ласки, а стоны?! Она не сдерживалась. Кстати, не взирая на то, что он не всегда в форме был. Не всегда сразу и… Государственные дела, нервы, стресс, возраст… Но потом всё же… компенсировал. И всегда ей цветы — Вова заранее обеспечивал, — сувениры, подарки… А она — идиотка, дура, — караул, кричит! Помогите! Грабят! Кто её грабит, кто караул, какой караул, кремлёвский? Президентский… полк… штандарт… арт… а-а-а… хр-р-р…
На этой тонкой мысли премьер и заснул. Погрузился, точнее — провалился в сон, как в яму. То, что ему пригрезилось в той самой яме, пересказывать не надо. Чтобы раньше времени не отправить человека в дурдом, в Кащенко. Сплошные кошмары и обрывки из встреч-речей. Никаким фривольностям места не было, времени не хватило. Сон был коротким, нервным и тревожным. Разбудили его громкие бухающие звуки. Звуки исходили из соседней комнаты. В ней располагался спортзал «неряшливого» и его физической команды. Виктор Викторович присоединился. Всё время размышляя, как подойти к «неряшливому» и попросить его сделать документы, хотя бы, паспорт или… Втянулся в разминку, в начале вяло, потом… не очень… Нервы! Нервы! Переживания. Хотя, любимого «железа» было много, даже три беговых дорожки, три велотренажёра, большой выбор гимнастических снарядов, боксёрские мешки, груши. Не слабо!
Хозяин этого коттеджного комплекса, тот, «неряшливый», а в спортивном трико он вообще сейчас напоминал желеобразную тушу, боксировал на лапах с личным тренером, потом, вытирая полотенцем пот с лица, подошёл к Виктору Викторовичу: «Ты это, майор, с видеокамерой обращаться можешь, приходилось? — Виктор Викторович кивнул головой. — Я так и думал. — Признался «неряшливый». — Тогда значит так… Сегодня у меня небольшой дружеский приём намечен. Так, несколько человек. Свои. Ты их не знаешь. Кстати, ты не смотрел, случайно, журнальчик, вчера вышел, — расплывшись в улыбке, похвастал он, — там я и мой подельник… эээ, друг, в смысле коллега, вошли в двадцатку миллиардеров России по версии «Форбс». Прикинь, и никаких матрёшек стране не возвращали, как этот, хитрый азиат Усманов. Ещё два заводика экспроприировали у нерадивых совковых директоришек и всё. Были ваши, стали наши, как говорил мой покойный папаша, царство ему Небесное. Мы их обанкротили и продали. Вот тебе и денежки. И «Форбс» отметил. И мы, значит, по этому поводу скромный сабантуйчик назначили, а завтра… Короче, я придумал сюрприз для друзей. А кинооператор этот, с занюханной кинохроники, в клинику, сказали, попал, к дантистам… сучий потрох, с зубом там что-то. А без видеосъёмки — сам понимаешь — сюрприз не сюрприз. Поможешь этому, как его… — «неряшливый» повернулся к депутату, тот был здесь же, крутил педали велотренажёра, нетерпеливо пощёлкал пальцами в его сторону, депутат подсказал, «Фёдору», — Да, Фёдору. Бывший афганец или чеченец, не знаю, короче, поможешь ему. Что делать — он тебе скажет. Мои все в массовке заняты будут, так что… иди. Он там» — и указал в окно на крышу большого гаража, размером с ангар.
