И ещё один звонок, уже из секретной комнаты. С применением искажения голоса, и недоступности идентификации.
— Господин министр, здравия желаю. Не трудитесь узнать, мы не знакомы. У нас одна просьба, в ближайшие три недели сделайте милость, закройте выход в Интернет всякой жёлтой прессе и гнилым блогерам. Кто, кто, — конь в пальто! Я же говорю, не трудитесь. Руки у нас длинные, как вы уже поняли, с вас первого и спросим. Короче, чтобы ни одна мразь не бросила тень на премьер-министра, будущего президента. Вы, надеюсь, поняли. — И отключился.
Отключил питание компьютера, посидел в кресле, вышел в кабинет, закрыл за собой дверь секретной комнаты. Замок мягко щёлкнул.
— Вот так, мальчик. — Пробурчал он сам себе. — Будь ты хоть министр связи и коммуникаций всей Вселенной, ты и будешь у нас крайним. Не надо было высовываться.
Старик потянулся, посмотрел на часы — пора и на обед.
Его основной помощник, молодой человек с военной выправкой, находясь в приёмной, тоже в этот момент посмотрел на часы, и повернулся лицом к двери кабинета шефа. Она беззвучно открылась.
— Пора на обед, господа-товарищи, — закрывая за собой бесшумную дверь, заметил Павел Русинович. — Всем приятного аппетита, — и направился к выходу. Помощник, почтительно сопровождая, шёл рядом, до выхода.
И так всегда, так каждый день.
«Вот попал, вот попал. Предатели! Суки! Подставили и заменили… Подставили и заменили. Это переворот. Конечно, переворот. Государственный, причём. Самый что ни на есть… И кого подставили, кого и кто? Расстрелять. Расстреля-ать. Всех расстрелять. Только расстрел… Это же надо на кого замахнулись. На самое высокое лицо в Государстве. На… меня! Суки! Сволочи! Меня подставили, меня заменили… Меня… Ах, вы ж, суки… ах, вы ж… предатели… С руки ели, а я им ещё ордена давал, деньги, звания, проступки прощал… А они… Неблагодарные! И когда? Когда? Перед самым моим президентством! Менты поганые! ФСО засраное. ФСБ подлючее! Предатели! Это же хуже подсечки, хуже…», тревожно билось в голове премьера, при этом лицо его внешне оставалось спокойным, точнее замороженным. Только тревожно пульсировали тоненькие жилки на висках, выдавая высокое нервное напряжение. Глубоко дыша, премьер машинально помассировал виски, сжал затылок. Ответы в голову не приходили. Идеи бились в голове, как картофелины на вибросите, суматошно и бессистемно, только давление поднимали. И что ему дальше делать он не знал.
Ухватился за одну тонкую мысль: нужно встретиться с Надеждой-Наденькой, она поймёт, посоветует, пожалеет… Она… Хотя бы!
