И только тут я понял — что-то творится с бумагой. Она начала исчезать!..
Почему, отчего — я не знал. Но факт — бумага исчезала! Бесследно. А что если она исчезнет вся, везде? И надо же, как раз тогда, когда я отщелкал чуть ли не целую пленку сенсационных снимков! Значит, опубликовать их будет нельзя… Да где там опубликовать, и отпечатать не удастся: ведь фотобумага тоже могла исчезнуть…
Когда мы подъехали к редакции, я подбежал к вахтеру.
— Старина, одолжи-ка мне тысячу иен. Я тебе сразу верну!
— Смеетесь, что ли? — ответил вахтер. — Денег-то нет, все бумажные деньги исчезли.
— Ну давай тогда серебро, медяки…
— Шутите! — вахтер посмотрел на меня в упор. — Монеты теперь — единственная ценность. Только они и остались.
Я с досадой крякнул и отдал шоферу, стоявшему у меня за спиной, свои часы.
— Когда расплачусь, вернете, — предупредил я, — они у меня хорошие, с календарем.
Я вошел в редакцию, и моим глазам открылось ужасающее зрелище. Одни метались по комнате, как звери, попавшие в клетку, издавая нечленораздельные звуки, другие толпились по углам, размахивали руками и ожесточенно спорили. Телефоны захлебывались. Кое-кто всхлипывал. Некоторые сидели на стульях, бессмысленно уставившись в пространство.
Ведь для газетчиков вся жизнь — в бумаге. Мы оживляем мертвые белые листы, и они начинают говорить. С утра до ночи мы утопаем в бумаге, — и вдруг, словно по мановению волшебной палочки, она исчезла! Все, все исчезло — документы, рукописи, папки, словари, книги, верстки, подшивки. Ничего нет. Только пыль… На проволоке, протянутой под потолком, грустно висели зажимы; нечего им было больше держать. А еще недавно здесь сохли фотографии…
В типографии и в экспедиции тоже творилось нечто невообразимое.
Вернувшись в свой отдел, я бессильно опустился на стул. Телефоны трезвонили без конца, но сотрудники не обращали на них внимания.
— Везде, везде, — бормотал кто-то, словно в бреду.
— Как, по всей Японии? — спросил я.
— Да, по всей стране, одновременно. Точнее, в течение полутора часов, с трех двадцати ночи…
— А за рубежом? — спросил я. — Что говорят в иностранном отделе?
— Телетайп не работает. Пробовали слушать по радио… Кажется, во всем мире…
Зазвонил телефон. Мой собеседник схватил трубку.
— Да, да! Что-о? — не дослушав, он со всего маху швырнул трубку.
— Объявлено осадное положение, формируются отряды самообороны, — сказал он. — Нет, подумать только, какое величайшее свинство — творится такое, а написать нельзя!
