— Идемте, Лиля! — настаивал Телюков.
Лиля нерешительно взглянула на майора, как будто спрашивала его согласия.
— Зайдемте, Лиля, если уж нас так настойчиво приглашают.
За стойкой, заставленной батареями бутылок, стоял молодой армянин-буфетчик. Увидев офицеров с девушкой, он поспешил к ним, подвел к столу и взялся сам обслуживать клиентов.
— У нас есть все, што душа угодно, товарищи офицеры, — с апломбом заявил буфетчик. — Кавказ был? Шашлык ел? Ест шашлык. Люля-кераб ел? Ест люля-кераб. Коньяк — да? Вотка — да? Сухое вино — да?
— А чай или кофе есть? — спросил Поддубный.
Буфетчик разочарованно развел руками.
Телюков, слушая названия блюд и напитков, чувствовал себя, как на именинах. К сожалению, за столом сидел старший, поэтому приходилось сдерживаться.
— Три порции люля-кебаб, бутылку портвейна, пирожные, — заказал Поддубный.
— Зелень — да? — холодно спросил буфетчик.
— И зелень, — уныло подтвердил Телюков, видя, что с майором не очень-то разгуляешься.
Заказанного ожидали недолго. Люля-кебаб оказался вкусно приготовленным, его ели с аппетитом. От выпитого вина у Лили раскраснелись щеки, глаза заблестели — голубые, чистые, как летнее небо после дождя. Постепенно исчезло напряжение, которое ощущала девушка в обществе молодых людей. Она обратилась к майору по-английски, зная, что теперь все офицеры, прибывающие из академии, владеют иностранными языками.
— О, да у вас акцент истого англичанина! — заметила Лиля.
— Пять лет изучал, ничего нет удивительного. Кроме того, квартировал у преподавателя английского языка.
— Вы в Москве учились?
— В Москве.
— А я никогда не была в столице. Так хочется побывать!
— Еще успеете.
— Вы, значит, к нам прямо из академии?
— Нет, год служил на севере.
— Ого! Прямо из льдов — в горячие пески! — Лиля поглядела на него с сожалением, а может быть, ему это просто показалось.
— Да неужели здесь так плохо?
— Где?
— Ну у вас, в Кизыл-Кале?
— К сожалению, ничего привлекательного. Пустыня. Куда ни глянь — пески да пески. Лежат барханы, как застывшее, мертвое море. А жара! Порой дышать нечем.
То, о чем рассказывала девушка, подтверждала ее внешность. Миловидное лицо и красивые, словно точеные, руки покрывал ровный темно-бронзовый загар, который, быть может, лег еще с детства. Ее можно было принять за цыганку, если б не светлые, прямо льняные волосы да слегка подведенные черные брови. Одним словом, сразу было видно, что она южанка, на внешности которой, пожалуй на всю жизнь оставила свои следы знойная пустыня.
