— Уверен, ты для всех найдешь местечко. Если что, кто-нибудь может ночевать в рубке.
— Ты не понял, — сказал Генрих и положил руку на грудь Харальду. — Вес судна и запасы продовольствия рассчитаны только на 7 пассажиров. Один уже на борту, осталось 6. Всё чётко.
— И никаких исключений?
— С этим пассажиром я договорился ещё вчера, а с вами сегодня. Вот так.
Харальд наклонился вперед и прошептал ему на ухо:
— А если мы доплатим тебе пять сотен сверху?
— Не неси херни, — сказал ему Генрих. — Ты не можешь гарантировать оплаты, а если бы и мог, я бы не согласился. Вопрос в безопасности. Рацион придется сократить. Кому, как не тебе, это знать, — он посмотрел на остальных. — Ну, кто остается?
— У нас с сержантом Айхманом приказ сопровождать лейтенанта, — сказал Зайлер. — Пусть решают они.
Все посмотрели на Доминика. Он посмотрел на жену и дочерей, ощущая на себе их тяжелые взгляды. Каким-то образом, Харальд чувствовал, что они винят его во всем произошедшем этой ночью, но лейтенант, при этом, понимал, всю абсурдность этого чувства. Именно Зайлер нашел их друга в Швеции и, именно, их друг сдал их с потрохами.
— Значит, все мы не поместимся? — спросила Магдалена. — И что теперь? Вы нас расстреляете?
— Пусть это буду я, — сказал, наконец, Доминик. — Я во всём виноват, так что отпустите их и возьмите меня.
Харальд взглянул на него.
— Боюсь, нет. Мы здесь из-за господина Камински, поэтому он едет с нами. Но, раз, капитан говорит, что не может взять одного из вас, то кому-то из дам придется остаться. Будете хорошо себя вести, никого не убьют.
— А как же тот молодой человек в гостинице? — спросила Мэгги, её глаза были красными и полны ярости. — Ему вы то же самое сказали?
Харальд почувствовал себя уязвлённым.
— Ну, больше никого не убьют.
— И куда мы пойдем, если останемся?
— Зависит от того, кто именно это будет. Одна из ваших дочерей останется под опекой государства до вашего возвращения. Если же остаться решите вы, госпожа Камински, вас будут содержать в Нойенгамме[7], пока муж не вернется.
Доминик подошел к жене, но рядовой Гантте оттеснил его рукоятью пистолета.
— Что такое Нойенгамме?
Мэгги содрогнулась.
— Это, ведь, тюрьма, верно? Где содержат коммунистов и гомосексуалистов. Вы же не станете отправлять меня в нормальную тюрьму, так, господин Дитрих? Я настолько опасный преступник, что меня нужно поместить именно в Нойенгамме?
Харальд вздохнул.
— Если вы решите остаться, с вами не будут обращаться, как с остальными, госпожа Камински. Вы будете находиться под защитой государства.
