– Отлично, – сказал Том, передавая чашку пахучего чая. – Послушаем.
Я собрался с мыслями и представил страницу, которую Том велел мне заучить. Стишки хорошо запоминаются, и я стал читать с воображаемого листа:
И этот воздух, почва и страна
Заменят нам Небесную обитель,
И этот мрак – сияние Небес?! —
В отчаянье вскричал Архангел падший.
Я читал без запинки, мне нравилось разыгрывать дерзкого сатану. Некоторые строчки было особенно здорово орать:
Тем лучше нам! Простите же, Небес
Счастливые долины, где блаженство
Живет вовек! Привет тебе, привет,
Подземный мир и адская пучина!
Прими и ты Владыку своего.
С собою дух он вносит непреклонный,
Которого не властны изменить
Ни времени течение, ни место.
В самом себе живет бессмертный дух,
Внутри себя создать из ада небо
Способен он и небо – сделать адом.
Где буду я – не все ли мне равно?
Чем я ни стань – я все же буду ниже
Того, кто Сам возвысился над нами
Благодаря громам Своим.
Свободней Мы будем здесь…
[3]– Отлично, пока хватит, – сказал Том, с довольным видом отворачиваясь от окна. – Лучшие его строки, и половина украдена у Вергилия. Как с другим отрывком?
– Еще лучше, – сказал я самоуверенно. – Вот так:
Я, вдохновленный свыше, как пророк,
В мой смертный час его судьбу провижу.
Огонь его беспутств угаснет скоро:
Пожар ведь истощает сам себя.
Дождь мелкий каплет долго, ливень – краток;
Все время шпоря, утомишь коня;
Глотая быстро, можешь подавиться…
– Это он про нас, – перебил Том. – Про Америку. Мы пытались проглотить мир, но подавились. Извини, давай дальше.
Я постарался вспомнить, на чем он меня сбил, и продолжил:
Подумать, что державный этот остров,
Сей славный трон владык – любимцев Марса,
Сей новый рай земной, второй Эдем,
От натисков безжалостной войны
Самой природой сложенная крепость,
Счастливейшего племени отчизна,
Сей мир особый, дивный сей алмаз
В серебряной оправе океана,
Который словно замковой стеной
Иль рвом защитным ограждает остров
От зависти не столь счастливых стран;
– Довольно! – вскричал Том, прищелкивая языком и тряся головой. – Даже чересчур. Не знаю, что на меня нашло. По крайней мере, я задал тебе стоящий отрывок.
– Ага, – сказал я. – Сразу понятно, почему Шекспир предпочитал Англию другим штатам.
– Да… он был великий американец. Может быть, величайший.
– А что такое ров?
– Ров? Большая канава вокруг какого-нибудь места, через которую трудно перебраться. Сам не мог сообразить из текста?
– Мог бы – не спрашивал. Старик хихикнул:
