— Нет, Савра смухлевал, — вставил Гриллус.
Леонид встал и повернулся к остальным.
— Он был прав! Я недооценил Савру, и он посрамил меня. Я должен был надеть Покров Стыда. Было много способов разбить его, если б я предугадал его план, и три способа, позволяющие выиграть битву, даже если бы я не понял его намерений. Я не использовал их. Так что хватит об этом.
Леонид ушел прочь, и Гриллус повернулся к Леарху, придвинувшись ближе.
— Полукровка остается сегодня в доме моего отца, — шепнул он. — Но вечером он отправится домой на похоронную ночь.
— Ну, и?
— Ну, и он не сможет бежать на Олимпиаде с переломанными ногами.
— Я не знаю…
— Он оскорбил нашего друга! — прошипел Гриллус.
— А что если твой отец прознает обо всем?
— Будет темно. И Савра не назовет наших имен.
— Стало быть, сегодня вечером, — согласился Леарх.
* * *
Тело, замотанное в белую простыню, было поднято с кровати и возложено на плащ, натянутый между двумя шестами. Парменион смотрел, как женщины несли его мать от Дома Смерти к погребальному холму. Было четыре носильщицы, одетых в белое, а следом шла Рея в образе Матери Скорби. За ней шел Парменион, рука об руку с афинским полководцем Ксенофонтом.
Кладбище лежало за Мраморным Театроном на востоке города, и эта небольшая процессия проделала путь мимо тихой торговой площади и монумента Павсанию и Леониду.
Они достигли входа в пещеру, где сидела ожидающая их старуха с развевающимися на ветру белыми волосами.
— Кто желает пройти к мертвецам? — спросила она.
Рея вышла вперед: — Моя подруга Артема, — ответила она.
— Кто принес плату за переправу?
— Я, Парменион. — Он бросил серебряную тетрадрахму в ее протянутую ладонь. Она склонила голову на бок, и ее тусклые глаза обратились к нему. Мгновение она сидела недвижно, как сама смерть, затем перевела взгляд на стоявшего в молчании Ксенофонта.
— Тот, Кто Есть, и Тот, Кому Быть, — прошептала старуха. — Пригласи меня в свой дом, военачальник.
Отклонение от ритуала поразило Ксенофонта. Он глубоко вздохнул.
— Как пожелаешь, госпожа.
— Внесите тело в место упокоения, — сказала она. Рея приказала носильщицам пройти вперед, и темный зев пещеры поглотил их, скрыв от глаз. Двое мужчин остались стоять у входа.
— Я не сумел нанять плакальщиц, — проговорил Парменион. — Посмотрят ли боги с укором на нее из-за этого?
— Спорный момент, — ответил Ксенофонт. — Тронут ли богов фальшивые слезы и вопли? Я сомневаюсь. Бывало, хорошие люди умирали неоплаканными и неотпетыми, тогда как отъявленных злодеев хоронили с тысячами плакальщиц. Наивно будет полагать, что боги менее проницательны, чем люди.
