— Ты хорошо питаешься? — спросил он ее.
— У меня нет аппетита, — прошептала она. — Но солнце помогает мне, дает почувствовать себя живой.
Он протянул ей кубок с водой и сел подле нее на каменную скамью.
— Ты прошел сегодняшний финал? — спросила она.
— Да.
Она кивнула, и прядь темных волос упала ей на бровь. Парменион откинул ее на место.
— У тебя жар. Тебе надо зайти внутрь.
— Позже. У тебя синяки на лице?
— Я упал во время бега. Неудачно. Как ты себя чувствуешь?
— Устала, сынок. Очень устала. Будет ли Царь в доме Ксенофонта, чтобы видеть, как ты выиграешь?
— Говорят, будет. Но я могу и проиграть.
— Да, можешь. Просто во мне заговорила материнская гордость. Но ведь ты будешь стараться, и это уже хорошо. Ты по-прежнему ладишь с другими ребятами?
— Да.
— Твой отец был бы доволен. Его тоже очень уважали. Но он никогда не проходил в финал Командирских Игр. Он бы очень гордился.
— Могу ли я еще что-то для тебя сделать? Приготовить тебе немного еды? — Парменион взял ее руку, нежно держа ее, желая, чтобы его собственная сила перетекла в эти хрупкие пальцы.
— Мне ничего не нужно. Знаешь, несколько последних дней я думала о Македонии, о ее лесах и равнинах. Мне все снится белый конь среди холмов. Будто я сижу на траве в поле, и конь подходит ко мне. И мне так хочется проехаться на этом коне, почувствовать ветер, веющий в лицо, шепчущий в волосы. Это высокий конь с прекрасной шеей. Но я каждый раз просыпаюсь, прежде чем он подходит ко мне.
— Кони — это добрый знак, — сказал Парменион. — Позволь, я помогу тебе по дому. Схожу за Реей — и она приготовит тебе что-нибудь. Ты должна есть, матушка, иначе не восстановишь свои силы.
— Нет, нет. Я хочу посидеть здесь немного. Подремлю. Приходи ко мне, когда отыграешь Игры. Расскажешь мне всё.
Он посидел с ней немного, но она опустила голову на истертую подушку и заснула. Пройдя в дом, он смыл с тела пыль и расчесал свои темные волосы. Потом натянул чистый хитон и вторую пару сандалий. Хитон не был украшен шитьем и был ему мал, едва доходя до середины бедер. Он выглядел как илот — как раб. Парменион прошел к соседнему дому и постучал костяшками пальцев в дверной косяк. Невысокая рыжеволосая женщина вышла на порог; она улыбнулась, увидев его.
— Я зайду к ней, — сказала она, прежде чем он заговорил.
— По-моему, она совсем не ест, — сказал Парменион. — Худеет с каждым днем.
— Этого следовало ожидать, — мягко проговорила женщина с печалью в голосе.
— Нет! — отрезал Парменион. — Теперь пришло лето, и она поправится. Я знаю.
