Директор кинотеатра ушел, тощей серой ящеркой скользнул за дверь, а Татьяна, у которой сердце дрогнуло от слишком уж прозрачного намека, открыла коробку — в ней, поверх конфет, лежали новенькие пятидесятитысячные купюры, два миллиона рублей.
Она почувствовала, как загорелось ее лицо. Татьяна торопливо накрыла конфеты папкой с бумагами, посидела раздумывая… Потом решительно поднялась, пошла к Суходольскому.
— Владимир Ефимович… вот, полюбуйтесь! Был Корзинкин, принес. Я… я понимаю их проблемы, кинотеатр, конечно, как-то надо спасать, но… честное слово, такие люди могут создать неправильное мнение… зачем мне эти неприятности? Это ведь взятка, уголовное дело…
Суходольский открыл коробку; в лице его не дрогнул ни один мускул. Не считая, взял себе примерно половину денег, сказал:
— Хорошо, что вы понимаете их проблемы, Татьяна Николаевна. И ведете себя предельно честно. Меня это радует. Волноваться по всякому мелкому поводу не стоит. Приватизация — дело государственное и законное. Помочь же жаждущим обрести собственность — святое дело! А то, что они благодарят… так на Руси это всегда было, почитайте вон Гоголя, Салтыкова-Щедрина… Это, в конце концов, благодарность за хорошую работу. Мы ведь с вами можем с этим кинотеатром еще год-два возиться, верно? А вы им, Татьяна Николаевна, когда обещали с документами разобраться?
— Через неделю, двадцать третьего апреля.
— Ну вот. Фантастический срок рассмотрения документов. К тому же открою вам секрет: вопрос о «Рубине» в принципе наверху решен. Корзинкину нужно помочь. Казино так казино, черт с ними. Современная культурная точка в городе будет, видимо, первая. Но не последняя!.. Потом мы с вами съездим туда, посмотрим, что к чему. Приструним, если что не так. Но и развеемся заодно. С однорукими бандитами[3] повоюем, а? Ха-ха-ха… Да вы берите коробку, Татьяна Николаевна, ешьте! — Суходольский подвинул к ее руке коробку. — Конфеты вон какие красивые, аппетитные… Ешьте, не стесняйтесь! Вас же угостили…
Энергичной рукой Владимир Ефимович потянулся к белому телефону с гербом СССР — звонил кто-то из начальства…
Саламбека и его парней Дерикот определил на жительство к Анне Никитичне. Она не отказала ему по причине давнего знакомства, а главное — из-за денег. Постояльцы за пятерых сразу отдали ей «лимон», за месяц вперед, сказали, что жить будут у нее долго, может, до осени, но с условием, что она сдает им весь второй этаж и не будет совать нос в их дела. Они люди торговые, будут ездить туда-сюда, возиться с товаром, принимать и отправлять гостей и друзей-коммерсантов. Жизнь, конечно, чеченцы обещали Анне Никитичне беспокойную, но она согласилась — деньги были хорошие. Кроме того, она открыла им запасной ход на второй этаж, прямо с улицы, через широкую железную лестницу. Раньше она сама этим ходом не пользовалась, не было нужды, он строился как запасной, на всякий пожарный случай, и вот пригодился.
