— А про то, что все люди делятся на жертв и палачей, вы тоже наврали? — спросила Оля.
— Нет, почему же. Но эта схема очень приблизительная. Мир человеческих эмоций необъятен, и его нельзя подогнать под одну схему. Людей можно поделить на добрых и злых, простых и хитрых, интеллектуалов и дураков — и все будет верным.
— Вы действительно фокусник, Гончаров, — Олю уже раздражал психолог и челоковед. — Вас не поймешь. То у вас люди все одинаковые, то их под одну схему не подгонишь…
Но тут щелкнул замок — в квартиру вошел Дориан Иванович. В прихожей он обо что-то споткнулся и стал чертыхаться. Был он явно не в духе. И как же была удивлена Оля, когда увидела его лицо. Он постарел на десять лет. Сгорбленный, небритый, с потухшими глазами…
— А где Клава? — мгновенно сориентировалась Оля.
— Я ее выгнал, — глухим голосом сказал Снегирев.
— Черт возьми, Дориан Иванович, — вмешался в разговор Гончаров, — а, по-моему, вы трезвый? Дурной признак.
Снегирев промолчал.
— Оставьте нас, Оля, — властно сказал Гончаров и стал что-то говорить на ухо художнику, одновременно поглаживая его по руке.
«Чтобы он о себе ни плел, — подумала Оля, — все-таки он настоящий врач».
Едва она прикрыла дверь в свою комнату, как раздался телефонный звонок. Телефонных аппаратов было два. Один стоял в большой комнате, а другой Оля перетащила к себе. В последнее время она первая поднимала трубку, ожидая звонка от Славы.
В телефонную трубку молчали.
— Говорите, — сказала спокойно Оля, — она уже догадывалась, кто это звонил.
На том конце громко вздохнули.
— Клава, что ты вздыхаешь, говори… подруга.
— Дориан Иванович пришел? — спросила Клава.
— Только что.
Опять долгий и грустный вздох-полустон.
— Ты откуда звонишь, Клава?
— От нашего подъезда.
— Так заходи.
— Не могу, — Клава заплакала.
— Подожди, подожди, — сказала торопливо Оля, — не плачь. Подойди сейчас к двери, я открою, тихо. Если папа тебя увидит, я сама буду говорить с ним, а ты молчи…
— Но ты же ничего не знаешь, Оля!
— Вот и расскажешь.
— Я не могу к вам прийти.
— Тебе есть где ночевать?
— Нет.
— Тогда не рассуждай, а делай, как я говорю.
Маневр удался. Оля тихо открыла дверь, и Клава мышкой прошмыгнула в ее комнату. Голоса Дориана Ивановича и Гончарова доносились из-за неплотно закрытой двери. Пусть говорят!
— Боже, как я замерзла! — лязгала зубами Клава.
Оля достала еще одно одеяло, и они с Клавой легли. Кровать была узка для двух нехуденьких женщин, к тому же в квартире было холодно, и они невольно жались друг к другу.
