Значит, скорее всего, он ни тут, ни там уже не появится. Совершив нападение на офицера — свое первое серьезное преступление, насколько известно, — он скорее всего подался в район «минни» около Гудзон-парка. Там селились люди, живущие на минимальное гарантированное пособие, личности, по какой-то непонятной причине не желающие работать. Имели они также тенденцию скрывать у себя преступников. Время от времени органики устраивали в этом районе облаву и отлавливали кое-кого из находящихся в розыске. Как видно, пора провести очередную акцию.
Кэрд велел принести кофе и, попивая горячий напиток, немного поостыл. И даже посмеялся, представив себе картину своего купания. Сцена была безусловно смешная, хотя опозорился он сам. Если бы он увидел такое в кино, то хохотал бы. И нельзя в какой-то мере не воздать должное Рутербику. Кто бы мог ожидать, что этакий нытик, плакса, этакое ничтожество вдруг так взорвется?
Его розыск лучше предоставить патрульным. Кэрд выключил экран и хотел отдать полоске команду соединиться с кабинетом Уолленквиста, но вспомнил, что ему надо подать заявление на ребенка. Но не успел он назвать код отдела рождаемости Бюро Народонаселения, на полоске появилось лицо Рикардо Уолленквиста (Долбилы).
— Доброе утро, Джефф! — Его жирная красная рожа прямо сияла.
— Доброе утро, майор.
— Видел мой вызов?
— Да, сэр. Пришлось заняться одним неотложным делом. Я как раз собирался…
— Зайди ко мне, Джефф. Прямо сейчас. Есть кое-что интересное. Это тебе не мелочевка какая-нибудь, не спекуляция дистиллированной водой. Лучше поговорим с глазу на глаз.
— Иду, майор, — сказал Кэрд и встал.
Уолленквист придавал большое значение личным контактам. Общение с помощью электроники он не одобрял. Это слишком безлично, слишком отстраненно.
«Сколько барьеров! Провода, волны, экраны! Нельзя узнать человека по-настоящему или проникнуться к нему симпатией, и он не узнает тебя и не почувствует симпатию к тебе, если говорить через аппаратуру. Вы просто призраки и больше ничего. Тут нужна плоть и кровь, дорогуша. Нужно потрогать и понюхать. Электричество, оно в душу не заглядывает. Не передает нужные сигналы. Лицом к лицу, нос к носу — это другое дело. Видит Бог, мы и так утратили уйму человеческого. Надо сберечь остатки. Плоть к плоти, глаза в глаза. Потрогать и понюхать».
Все это прекрасно, думал Кэрд, поднимаясь в лифте. Беда в том, что Уолленквист жить не может без лука. Ест его на завтрак, обед и ужин. И при этом норовит держаться как можно ближе к человеку, с которым говорит.
