Вот что писал 40-летний Павел Авчинников, выпускник Николаевского кавалерийского училища, активный участник гражданской войны, в эмиграции чиновник Министерства здравоохранения Королевства Югославия, своей горячо любимой молодой супруге Лепосаве Пешич, жившей со своими родителями в Панчеве, в рождественский сочельник из заснеженных гор Северо-Западной Сербии, где взвод Авчинникова участвовал в прочесывании района горы Мачков-Камен. Служба в РОК, «…полная опасности и трудов… ведется не известно для чего и для кого»; эмигранты, взявшие в руки оружие «… попали в омут, хотя и имели добрые намерения и желания…», и в результате им не осталось ничего, кроме как «…ждать развития ситуации и надеяться на лучшее»[138].
С ходом времени часть эмигрантов поняла и то, что немцы использовали их антикоммунистические настроения и разгоревшееся в Сербии и Югославии противостояние между коммунистами и антикоммунистами ради разжигания гражданской войны и ослабления давления на оккупационную машину. За 20 лет проживания на чужбине русская эмиграция срослась с далекими и чужими Балканами, многие, хотя формально и избегали принятия югославского подданства, тем не менее все более привыкали к местным реалиям, становились «балканскими русскими» и частью местного общества, отчуждаясь от сильно изменившегося общества родной страны. Это делало еще более трагичной роль эмигрантов в событиях гражданской войны и еще более печальной их участь после окончания войны, т. е. в последний период их существования на Балканах, завершившийся массовым и окончательным отъездом с Балкан или полной ассимиляцией русской эмиграции.
Наконец, часть эмигрантов решались выступить против немцев с оружием в руках или даже создать подпольную организацию. Таковых, конечно, было меньшинство. Отдельные эмигранты ушли в партизаны. Кто-то из них сложил голову в почти полной анонимности, но двое достигли вершин в партизанской иерархии. Владимир Смирнов, выпускник технического факультета в Белграде, сорокадвухлетний преуспевающий инженер, ушел «в лес» в 1941 г., в 1942 г. вступил в КПЮ, а закончил войну генералом и начальником Технического отделения Верховного штаба НОАЮ. Федор Махин, бывший белый офицер, а в межвоенное время советский пропагандист, вступил в КПЮ в 1939-м, ушел «в лес» в 1941 г., в возрасте 59 лет. Махин служил при штабе переводчиком и сотрудником отдела пропаганды Верховного штаба НОАЮ. Наконец, малочисленная группка эмигрантов, недовольная оккупационным режимом и движимая романтическими чувствами к далекой Родине, организовала так называемый Союз советских патриотов. Хотя его основание датируется самими участниками группы серединой 1942 г., до 1944 г. ни гестапо, ни партизаны о существовании этого подполья ничего не подозревали и не зафиксировали ни одного случая его подрывной деятельности
