Записки неримского папы | страница 18



* * *

Я же был суровый мужик. Вместо зарядки гнул подковы, ездил на работу на танке, а на завтрак ел гвозди. Что со мной стало? Например, недавно увидел свои носки рядом с Темкиными на батарее в ванной и чуть не прослезился. Теперь гадаю, действительно ли это настолько умилительно, как мне кажется, или отцовство окончательно размягчило мне мозг?

* * *

Русские пословицы не дураки сочиняли. Есть в них глубокая практическая мудрость. Недавно почувствовал ее на кончиках пальцев, что называется. На примере идиомы «тянуть одеяло на себя».

К утру я оказался на краю кровати, в ногах жены. Она перенесла Артема ночью к нам, и он в результате своего привычного полночного плана «Барбаросса» вытеснил меня с занимаемого плацдарма. Под утро стало очень холодно: из-под окна задувало. А одеяло одно на всех. И оно уже как бы само собой распределилось без учета меня. На мою долю достался краешек, сущий лоскут. Целиком поместиться под ним не было никакой возможности. Только если делегировать какую-то часть тела. Сначала я сунул туда нос. Потом колени. Бесполезная часть тела – колени, надо сказать, в теплообмене не участвуют. Затем правое полужопие, после – левое. Весь объект не вписывался. Наконец я достиг неустойчивой нирваны, хрупкого катарсиса – уместил сразу и пятки, и пальцы рук. Начал относительно согреваться. Ну, как относительно – относительно полного замерзания начал согреваться.

Так вот, к пословицам и идиомам. Лежу я и думаю, какой я хороший и мудрый человек, не стал тянуть одеяло на себя, и мне в награду тоже досталась толика тепла. В этот момент неведомая сила окончательно сорвала с меня покров. Это Артем, мой короткометражный шкет, перевернулся во сне и утянул часть одеяла за собой, лишив меня последних спасительных миллиметров. Песни у русского народа, кстати, тоже хорошие, лирические. «Там, в степи глухой, замерзал ямщик…»

* * *

Поймал себя на мысли, что начинаю побаиваться Артема. Раньше для меня это был просто некий веселый кулек. Захотел поднять себе настроение – достал из коробки, устал – засунул обратно, в детскую комнату к жене.

А теперь мелкий становится все пропорциональнее, все больше напоминает прямо реального человека, и, страшно даже сказать, у шкета появилось собственное мнение. Иногда вдруг ловишь на себе его взгляд. И смотрит он так прицельно, целенаправленно, как через оптику снайперской винтовки. Чувствуешь себя словно мастеркард, вставленный по уши в платежный терминал: по твоей спинке бежит холодок считывающего сканера. Смотрит так, будто произносит про себя знаменитую реплику Саввы Игнатьевича: «Да-а-а, пора тебя брать».