– Будьте осторожны, когда он придет. Он коммунист.
– Ком… – Галина Петровна уронила солонку в тарелку с овсянкой.
– Кира! Ты же… Ты что, дружишь с коммунистами?! – задохнулась Лидия. – После стольких разговоров о том, как сильно ты их ненавидишь?
– Случилось так, что он понравился мне.
– Кира, это возмутительно. Ты не дорожишь своим положением в обществе. Привести коммуниста в наш дом! Я лично с ним даже не буду здороваться.
Галина Петровна не спорила. Она горько вздохнула:
– Да, Кира, ты, кажется, всегда отличалась умением делать тяжелые времена еще тяжелее.
На ужин была овсянка; она была тронута гнилью, и все это заметили, но никто не произнес ни слова, опасаясь испортить аппетит остальным. Ее нужно было съесть, все равно, кроме нее, ничего не было; они ели в молчании.
Когда прозвенел входной колокольчик, любопытная Лидия, несмотря на свои убеждения, поспешила открыть дверь.
– Извините, могу ли я видеть Киру? – спросил Андрей, снимая кепку.
– Да, конечно, – ледяным тоном ответила Лидия.
Кира всех представила друг другу.
– Добрый вечер, – сказал Александр Дмитриевич и больше не произнес ни звука, пристально и нервно рассматривая гостя.
Лидия кивнула и отвернулась. А Галина Петровна поспешно заулыбалась:
– Я так рада, товарищ Таганов, что моя дочь идет слушать настоящую пролетарскую оперу в одном из наших советских красных театров!
Глаза Киры встретились с глазами Андрея над пламенем фитиля. Она была благодарна ему за тот спокойный, грациозный поклон, с которым он принял эту реплику.
* * *
В Государственных академических театрах два раза в неделю были «профсоюзные дни». В эти дни обычной публике билеты не продавались; их распространяли за полцены среди профсоюзов. В холле Михайловского театра среди новых, с иголочки костюмов и военных форм, тяжело шаркали несколько валенок, и мозолистые руки скромно стаскивали кожаные шапки с трепыхающимися, подбитыми мехом ушами. Некоторые были робкими и неуклюжими; другие, нахально развалившись, игнорировали впечатляющее великолепие лузганьем семечек. Жены профсоюзных начальников надменно прохаживались среди толпы: с завитыми волосами, со сверкающим маникюром и в лакированных туфлях, выпрямив спину, выделявшиеся среди толпы своими новыми платьями, сшитыми по последнему крику моды. Хромированные лимузины, звучно фыркая, подкатывали прямо к залитому огнями входу. Из них вываливались тяжелые меховые шубы, которые величаво пересекали тротуар и приподнимали руку в перчатке, чтобы швырнуть монетку оборванному торговцу программками. А они – мертвенно-бледные, замерзшие тени, подобострастно суетились среди бесплатной «профсоюзной» публики, более богатой, надменной и холеной, чем будничные посетители, покупавшие билеты за полную стоимость.
