У раскрытых ворот стоял хозяин венты с фонарем. Он сам вышел встретить приезжих, так как увидел по охране и карете, что это богатые и знатные сеньоры.
— Пожалуйте, ваши милости! — суетился похожий на хорька Гардунья. — Прошу погреться ваших милостей! Уж такая ненастная погода, пресвятая дева, что я не пожалел зажечь запасные брасеро!>[5]
Продрогшие путники вошли в длинную залу с низким закопченным потолком. Вдоль стен стояли широкие скамьи, а посередине — огромный стол, уставленный посудой из английского олова.
— Дайте нам, дядюшка Гардунья, поскорее пол-асумбры>[6] лучшего вина: моим юным коллегам, да и мне необходимо согреться!
— Сейчас, сейчас, ваша милость! И ужин уже готов! Жена! — позвал хозяин. — Подавай рыбу и яйца на стол! Ведь сегодня рыбный день, ваша милость, у меня такие форели, что останетесь довольны!
У брасеро, наполненных горячими красными углями, пристроились Бартоломе и Леон. От тепла их так разморило, что они отказались от ужина, а только выпили немного вина с печеньем.
— Идите, друзья мои, спать, — сказал лисенсиат. — Проводите молодых сеньоров в комнату.
Не успел хозяин подняться на лестницу, как послышался сильный стук в ворота.
— Хуанито! — крикнул хозяин мальчику-слуге. — Пойди посмотри, кого нам еще бог послал!
— Там какой-то идальго>[7] просится переночевать, — сказал, вернувшись, Хуанито.
— А лошадь или мул есть у него?
— Нет, хозяин…
— Так чего же ты, дурень, прости господи, морочишь мне голову и не даешь проводить их милостей спать? Ты же знаешь, что мы не принимаем всяких бродяг и нищих!
— Но ведь нельзя же оставить этого идальго под проливным дождем? — возмутился Бартоломе.
— Эх, ваша милость! Не можем же мы принимать всех бродяг, которые постучатся к нам в венту!
— Все равно! Кто бы ни был этот человек, идальго или нищий, я требую, чтобы его впустили. Я плачу за него!
Лисенсиат удивленно взглянул на Бартоломе, но промолчал. Хуанито через несколько минут привел в залу молодого человека в разорванной и мокрой одежде.
— Благодарю вас, сеньоры. Этот малый сказал мне, что вы просили… — юноша вдруг побледнел и пошатнулся.
Леон и Бартоломе бросились к нему и посадили на скамью.
— Милосердный боже! Вы ранены! — в испуге закричал Леон, увидев на голове юноши кровь.
— Да, — слабым голосом ответил тот. — Они ударили меня по голове… камнем.
Лисенсиат, имевший солидные познания в медицине, приказал немедленно принести из кареты шкатулку с лекарствами и сундук с одеждой. Голова юноши была перевязана, и ему помогли переодеться в сухое платье.
