Посетители вышли из дома врача, а тот с довольным видом опустил в свой объемистый карман золотое песо.
— Вы разрешите проводить вас, сеньор Джованни, до вашего дома? — спросил Бартоломе художника.
— Но ведь у вас есть свои дела и обязанности, — возразил художник. — Вы и так потратили на меня все утро.
— Я сегодня освобожден от лекций, а то, что мне поручено сделать, я успею выполнить и позже.
— Тогда не смею отказаться от вашей помощи, тем более что мы уже почти пришли…
Завернув за угол, они вошли в узкую живописную улочку.
— А вот и мой дом! — и художник кивнул головой на двухэтажный серый дом с небольшим балконом. Решетки его были увиты дикими розами. На балконе сидела девушка с рукоделием. Увидев художника, она вскочила и перегнулась через перила. Белая кружевная мантилья соскользнула с ее черных волос и упала вниз, на мостовую.
— Пресвятая мадонна! — воскликнула девушка, заметив перевязанную руку художника. — Отец, что случилось? — и с этими словами она исчезла с балкона. Через секунду ее каблучки уже стучали по лестнице.
— Отец, дорогой! — Девушка тормошила отца. — Вас ранили? Это опасно?
— Тише, тише, Беатриче, — ласково ответил художник, обнимая дочь здоровой рукой. — Ничего опасного нет. Просто я упал с лестницы и немного повредил руку. А этот молодой сеньор был так добр, что проводил меня к врачу, а затем и домой.
Только теперь Беатриче обратила внимание на то, что отец не один. Она заметно смутилась. Быстрый взгляд ее больших черных глаз сказал без слов, что она очень благодарна молодому сеньору…
А «молодой сеньор» стоял растерянный и ошеломленный, одной рукой сжимая белую мантилью, которую он поднял с земли, а другой по-прежнему поддерживая больную руку художника, хотя в этом уже не было никакой надобности.
Художник весьма прозаически сказал:
— Приближается время сиесты>[22]. Я думаю, что сеньор Бартоломе отдаст тебе твою мантилью и не откажется зайти к нам позавтракать. А я чувствую, что если сейчас не лягу, то свалюсь на мостовую!
Беатриче и Бартоломе помогли мессеру Джованни подняться по лестнице. Они вошли в большую прохладную комнату. Художник с облегчением опустился на широкую, покрытую восточным ковром скамью.
— Я лягу здесь, Беатриче. А вы, сеньор Бартоломе, садитесь у окна. Это любимое место Беатриче, но я думаю, что на сегодня она уступит его вам.
— Пречистая дева, что с вами, хозяин? — спросила старая служанка. — Сеньорита говорит, что вы повредили руку!
