– Мой? Я думал, что уже бросил… Нет, вы правы.
Несколько минут они молча делали ходы. В какой-то момент показалось, что турку удастся ускользнуть. Но затем христианин восстановил стену в шесть шашек, через которую невозможно перепрыгнуть. Теперь Хамза мог только наблюдать, как ходит Феон… и вспомнить о тончайшем оружии, к которому еще не прибегал.
– Если бы Гексамилион был столь же крепок, – пробормотал он не слишком тихо.
Феон, который наслаждался успехом, держал в руке кость. Упоминание о Гексамилионе, шестимильной стене, которая считалась непробиваемой и в 1446 году была разрушена турецкими пушками за шесть дней, вызвало воспоминания, которые он силился забыть. Страх. Предательство. Но Хамза смотрел на него, и Феон сглотнул и заговорил:
– Вы были там?
– Я был виночерпием Мурада. Я всегда был рядом с султаном.
– Всегда? – переспросил Феон с тончайшей улыбкой, но Хамза не поддался на провокацию.
– А вы?
– Я тоже. Рядом с императором.
– Понимаю.
Хамза изучал доску.
– А ваш брат? – негромко добавил он. – Он тоже был рядом с императором?
– Мой брат? – повторил грек, уже не улыбаясь. – Что вы о нем знаете?
Хамза поднял взгляд.
– Очень мало. Я знаю только, что братья часто приносят неприятности. У меня их пятеро, и они вечно соревнуются друг с другом в тупости. Они…
Выражение лица Феона остановило его.
– Но я вижу, что упоминание вашего брата горестно для вас. Не будем говорить о нем.
– Не горестно. Я…
Феон остановил себя. Почему Хамза упомянул о Григории? Нужно это выяснить, но осторожно.
– Моего брата… сочли предателем при Гексамилионе. Некоторые говорят, что он сдал стену… вам. Дверь потерны осталась открытой на ночь.
– Так он мертв. Ваша печаль вдвое сильнее.
– Сейчас, вероятно, мертв. Но не тогда. Тогда его… изуродовали. Обезумевшие от злобы люди, творящие правосудие на поле боя. Я успел спасти ему жизнь, но не успел предотвратить его… наказание. Его…
Феон умолк. Его втянули в разговор, которого он не желал. Вынудили лгать, хотя он не должен был даже обсуждать эту тему.
– Изуродовали? – спросил Хамза с глубокой печалью в голосе. – Как?
Феон постарался ответить небрежным тоном:
– Обычным способом. Ему отрезали нос.
Хамза посмотрел греку в глаза. Он захватил его врасплох. Но хватит, достаточно знать, что там есть рана. Ее не нужно исследовать глубже… пока.
– Я сожалею о вашей печали, – произнес Хамза, придав лицу должное выражение, потом подобрал свою кость. – Мой ход?.. О нет, ваш Гексамилион все еще стоит.
