– О, это будет мило, – заметил Джустиниани; его глаза сейчас сияли так ярко, что казалось, будто они пылают. – Энцо выдаст тебе часть золота. Скажем, четверть?
– Я бы предпочел треть.
– Не сомневаюсь. Но даже четверти может оказаться достаточно, чтобы вскружить тебе голову.
Григорий кивнул. Энцо подошел к большому сундуку в углу комнаты и достал позвякивающий мешочек.
– Отсчитай ему сотню дукатов.
Сотня. Еще три сотни при доставке. На эти деньги в Рагузе можно построить маленький замок, не говоря уже о доме. Маска Григория удержала его присвист. Он внимательно следил, как отсчитываются монеты. Пересчитывать их заново будет оскорблением.
– Он так много стоит? – пробормотал он.
– Турки заплатили бы тебе в два раза больше за его убийство. – Джустиниани кивнул. – Но я знаю тебя, Риномет. Ты не любишь менять сторону посреди битвы. Очень не по-наемнически. – Он улыбнулся. – Сделка есть сделка, верно?
– Верно.
Счет Энцо был верен. Григорий понаблюдал, как монеты исчезают в кожаном кошеле, затем взял его, завязал и засунул под плащ.
– Тогда, с Божьим ветром в наших парусах, я встречу вас на Хиосе.
Он поклонился, мужчины тоже. Выпрямившись, Григорий увидел, что веселье не покинуло взгляд Командира.
– Есть что-то еще, мой генерал?
– Есть.
Генуэзец взглянул на мужчин, стоящих рядом. Энцо разделял его веселье, Амир – не очень.
– Германец, – продолжил Джустиниани, – на Корчуле не по своей воле. Он – пленник.
– Чей?
– Омишских пиратов. – Джустиниани следил за выражением лица Григория, и его улыбка ширилась. – Так что тебе, Зоран, лучше помириться с Богом, как бы ты ему ни поклонялся. Там тебе потребуется вся помощь, которую удастся получить.
Глава 4
Любимый Мухаммедом
Пьяная компания, кичливо шедшая мимо – славя Христа, ругая Аллаха, превознося дожа, – заставила Хамзу передумать. Они праздновали соглашение. И договорился о нем тот самый человек, с которым Хамза собирался встретиться. Хотя воинов отправляли совсем мало, через пару месяцев они принесут Константинополю надежду, а сегодня – прибыль генуэзским тавернам. Плохая тактика – насмехаться над последним достижением мужчины. Грубо по крайней мере; а подчеркивать неравенство атакующих и защитников сродни удару дубины. Оба мужчины и так о нем знали. Знали, что окончательный выбор – сражаться или не сражаться – не сводится к простому раскладу сил.
Хамза пожал плечами. Он владел более тонким оружием. Надежда, а не отчаяние – зачем загонять человека в угол, если можно привести его к свету? – тем более что утонченность была естественной для мужчины, которого он собирался завоевать.
