Есть, однако, и совершенно иное измерение смысла Вашей духовной работы. И не только Вашей — всякой духовной, моей в том числе. Я ведь тоже мучаюсь подобными сомнениями — а зачем, в сущности?
Ну, послушают меня раз в месяц 30–40 человек, «развлекутся» — разве это оправдывает те эмоциональные и просто даже физические затраты, которые требуют мои вечера поэзии?
Нет, не оправдывает — если опять-таки быть «материалистом». Но за последние годы я далеко ушел от школьных (базаровских) представлений.
Что говорить — тема трудная для вербализации. Поэтому обращусь за помощью к Рильке:
«Кто нам сказал, что все исчезает?
Птица, которую ты ранил — не остается ли полет? И, может быть, стебли объятий переживают нас, свою почву».
Это не метафора — озарение, отблеск сокровенного знания. «Стебли объятий переживают нас» — этим ли не дано определения смысла того, чем мы заняты, когда витийствуем — иной раз кажется: в пустыне. Но нет, не в пустыне все-таки! Однако даже если бы в пустыне, все равно смысл есть. «О, были б помыслы чисты, а остальное все приложится…» — еще одно озарение другого автора. Чувствуете, это о том же? Приложится что — успех? Нет, конечно. СМЫСЛ.
Ибо есть некая субстанция — ноосфера ли по Вернадскому, или «тонкий мир»
восточной философии, в которой важны именно помыслы, активность духа, а не атрибуты какой бы то ни было респектабельности… «И окунаться в неизвестность, и прятать в ней свои шаги…» — да, много еще чего можно «накидать» в том же роде. Забавно, что в этом хрестоматийном стихотворении поставлена, в сущности, задача совершенно мистическая: «привлечь к себе любовь пространства» — не людей, не общества, тем более — не вышестоящие организации (сравните: «О работе стихов до Политбюро чтоб делал доклады Сталин»). Критики благополучно не замечают, ЧТО сказал Пастернак — и слава Богу…
А «рукописи не горят» — как понимать эту фразу? И она о том же, и это опять-таки не метафора — ЗНАНИЕ.
Знание о мире, в котором неуничтожимы полет, помыслы, шаги в неизвестность…»
…СВЕЧА…
Так совпало, что примерно в то время, когда зажглась «Свеча», она начала писать.
Так что жила она и больной очень интенсивно и даже приспособилась мыть полы на швабре в огромной их квартире, и делала это несмотря на дикий протест — истерики прямо! — всей семьи, пока все не убедились, что мыть полы она будет, и что это не упрямство…
Она всегда жалела, что вот ведь — не будет ВТОРОЙ жизни. Но не в смысле повторения своей же и не так, как, например, говорил в «Калине красной» Егор Прокудин: одну для одного, другую — для другого, третью (даже третья!..)… — нет, она хотела иметь ДВЕ СВОИ ЖЕ ОБЫЧНЫЕ ЖИЗНИ, только именно В ОДНО ВРЕМЯ, ВМЕСТЕ, — ДВЕ СРАЗУ, — чтобы не взвешивать, не рассчитывать каждую секунду, не биться, загнанной, о все эти субботы и пятницы, не втискиваться в узкие их берега…
