— И вы каждый раз их считаете?
— Каждый раз.
Мадам Лежербье прервалась.
Из глубины коридора послышался глухой звук.
— Да что же это такое? — спросила Иоланда.
— Не знаю. Будто бы куча рукописей свалилась со стола. Должно быть, мсье де Солис решил навести у себя порядок…
Иоланда резко обернулась к двери.
— Там шаги… Кто-то прошел по коридору.
Они обе поднялись.
Мадам Лежербье, так и не выпустив из рук линейки, побежала вслед за Иоландой.
В коридоре никого не было.
Серый ковер освещала только одна, висевшая в середине коридора лампа.
— Гаэтан! Гаэтан! — позвала мадам Лежербье слегка дрожащим голосом.
Никто не ответил.
— Может, он вышел, — прошептала Иоланда.
Казалось, она пыталась себя успокоить. И тогда в свой черед позвала сама:
— Мсье де Солис…
Во всех комнатах издательства «Бабилас» стояла мертвая тишина.
— Пойдем посмотрим! — скомандовала мадам Лежербье.
Они бросились в конец коридора.
Кабинет главного редактора был крохотной комнаткой, он облюбовал ее за то, что она находилась дальше всех других от коммутатора и от входа.
В этой узенькой и тихой келье мсье де Солис принимал авторов, читал и правил рукописи.
Дверь была приоткрыта.
— Гаэтан, вы здесь? — крикнула мадам Лежербье.
Никто не ответил.
Она толкнула дверь.
Главный редактор издательства «Бабилас» был распростерт на ковре перед своим рабочим столом, среди груды рассыпавшихся страниц.
Он был недвижим.
* * *
Когда человек в плаще вышел из коридора, уже совсем стемнело.
Он повернул направо и, оставляя за спиной «Комеди Франсез», пошел вдоль массива серых домов Национальной библиотеки, занимающих довольно большой отрезок улицы Ришелье.
Теперь прохожие на улице встречались ему гораздо реже. Большинство лавочек было уже закрыто.
Человек прошел метров его пятьдесят, шагая быстро, но не торопясь.
На проезжей части было пустынно. Чуть впереди несколько машин застыли перед красным огнем светофора. В это мгновение черный автомобиль, стоявший на другой стороне улицы, медленно двинулся вперед и поравнялся с человеком в плаще. Дверца отворилась.
Человек нырнул в машину, которая на полном ходу рванула к зданию Пале-Рояля и повернула на проспект Оперы.
До этой минуты водителю не было сказано ни единого слова.
Человек в плаще вжался в сиденье, опустив голову и низко надвинув на лоб шляпу.
Водитель автомобиля, человек плотного сложения, в темноте, делавшей черты его лица почти неразличимыми, жевал жвачку.
У него была массивная спина, широкий затылок и отвислые, подрагивающие щеки.
