По ночам самый воздух нашей каморки казался мне мертвым. Прежняя бессодержательность жизни, усугубленная горечью разочарования, сделалась теперь еще ощутимей. Да и что, кроме тревог и огорчений, может чувствовать человек, получающий в месяц ничтожные сто шестьдесят рупий, половину которых он отсылает матери-вдове, имеющей на руках кучу малых детей?
Как и прежде, порой среди ночи вдруг начинал звучать ситар Ибадата Али, но теперь эта музыка не приносила мне былой радости — скорее, напротив, она усиливала мою печаль и делала еще более мучительной бессонницу. Подолгу, с открытыми глазами, лежал я в постели, уныло глядя в потолок, — иногда до самого рассвета, когда по переулку начинали сновать его обитатели. Лишь под утро удавалось мне задремать. Но и это короткое забытье не приносило желанного покоя. Много раз — иногда две или три ночи кряду — я видел один и тот же кошмарный сон. Стоило сомкнуть веки, и тотчас же откуда-то выскакивал огромный локомотив, тащивший за собой вереницу вагонов. Он пробирался через густые леса, мчался сквозь длинные гулкие тоннели и все тащил и тащил за собой вагоны, как и следовало, от одной станции к другой — только не по рельсам, и в этом был весь ужас… Он кренился набок, изгибался змеей; мне казалось, что вот-вот он перевернется и с грохотом все рассыплется в прах… Но, неведомо как, он вновь восстанавливал равновесие и снова стремился куда-то в неизвестность, по своему страшному, без рельсов, пути… Я мучительно желал, чтобы локомотив снова пошел по рельсам… Временами мне чудилось, что и сам я нахожусь в этом адском локомотиве. Голова и все тело мое пылали, я понимал, что поезду грозит катастрофа, я с паническим страхом следил за каждым его поворотом, но изменить ничего не мог…
Измученный до умопомрачения, до сумасшествия, я просыпался в поту, с бьющимся сердцем и, собрав остатки волн, принимался убеждать себя, что нахожусь вовсе не в локомотиве, а в своей каморке и что она стоит на месте и никуда, ни по рельсам, ни без рельсов, не мчится. Немного успокоившись, я смотрел на спящего рядом Арвинда, и порой меня брала злость — ну отчего вот ему, например, не снятся подобные кошмары? Почему, сердито думал я, нет таких проблем в его жизни, почему он так крепко и безмятежно засыпает каждый вечер? Я до безумия завидовал всем здоровым людям, которым удается в минуту, едва коснувшись головой подушки, крепко заснуть, которым не приходится столь тяжко бодрствовать долгие два или три часа через каждый час мучительного забытья. Кошмар этот властвовал надо мной и наяву. И если вдруг до моего слуха доносился издалека реальный паровозный гудок или грохот движущегося поезда, я вскакивал с постели и в ужасе озирался по сторонам…
