Он обхватил голову маленького Челленджера, запихал ее под свой медвежий свитер. Словно он был беременный, готовясь разродиться мальчиком. Спустя минуту Дими, высвободившись, спросил:
– Но почему?
– Что – “почему”?
– Почему ты согласился ничего им не рассказывать?
– Потому что Уинстону это не поможет, а ты уже достаточно настрадался.
– Ты хороший, Фима. – И добавил: – Хотя смешной. Они тебя называют “клоун”. Но ты ведь и правда похож немного на клоуна.
– Так, а теперь тебе пора пить молоко. И скажи, где лежит этот ваш валиум. Мама велела дать тебе полтаблетки.
– И я тоже клоун. Мальчик-клоун. Но я не хороший. Я должен был отказаться. Не идти с ними.
– Они тебя заставили.
– Все равно, это было убийство.
– Ты не знаешь наверняка, – возразил Фима, – может, он только ранен.
– Было много крови. Целое море.
– Иногда и царапина сильно кровоточит. Знаешь, когда я был маленьким, то свалился с забора, и из маленькой ранки на голове случился целый кровавый потоп. Дедушка Барух чуть в обморок не упал.
– Я их ненавижу.
– Они просто дети, Дими. Иногда дети совершают очень жестокие поступки только лишь потому, что у них не хватает воображения представить, что такое боль.
– Не детей, – возразил Дими. – Их. Если бы они могли выбрать, они бы ни за что не выбрали меня своим сыном, но и я тоже не выбрал бы их своими родителями. Это ведь несправедливо: можно выбрать, на ком жениться, но не можешь выбирать родителей. И развестись с ними тоже нельзя, Фима?
– Нельзя.
– Давай возьмем фонарь, бинты и йод, поищем его в низине?
– Темно, да еще такой дождь, никаких шансов.
– Да, ты прав, – согласился Дими. – Никаких шансов. Но все равно пойдем его искать. По крайней мере, мы будем знать, что искали, но не нашли.
Дими показался вдруг Фиме маленькой копией его рассудительного и рассудочного отца. Даже интонации были такие же, как у Теда, – спокойная взвешенность одинокого человека.
– А эта Цлиль Вайнтрауб и ее семейка тоже хороши, – продолжал мальчик. – Почему они бросили больную собаку? Могли бы взять и Уинстона с собой. Могли бы куда-то его пристроить. Как можно вышвырнуть собаку на помойку? У индейцев чероки есть закон: ничего нельзя выбрасывать. Даже разбитую миску хранят в вигваме. Всякую вещь, которая когда-то приносила пользу, – не выбрасывай, потому что теперь ты нужен этой вещи. У них есть подобие десяти заповедей, ну, может, чуть меньше десяти, и первая заповедь – не выбрасывай! У меня в кладовке лежит ящик с игрушками, которыми я играл с младенчества. Все постоянно кричат: “Да выбрось ты наконец этот хлам, кому он нужен, только пыль собирает!” Но я не соглашаюсь. “Выбросить – это все равно что убить”, – сказала Дочь Снегов, обращаясь к Озеру Шепчущего Ветра, и сжала в своих прекрасных пальчиках волчий камень.
