Все складывалось так удачно, что инстинкт говорил Серову: будь настороже. К тому же теперь у него появилась весьма веская причина не попасть в ловушку. Тот человек в доме. Он не из полиции, это ясно. Полицейскому ни к чему красться лесом, а потом тайком пробираться в чужое жилище. И поскольку Серова не предупредили заранее о присутствии здесь этого человека, значит, тот не на его стороне. Однако Серов не имел ни малейшего намерения отказываться от намеченного плана. И решил, что если человек останется в доме после того, как умрут его жертвы, сам он тихонько ускользнёт лесом. Если же этот загадочный мужчина вмешается или выйдет из дома сразу после выстрелов... что ж, патронов у Серова достаточно, и тогда будет три трупа вместо двух.
На улице уже почти стемнело. Дэниел Бьюканан сидел в кабинете, не включая света, и потягивал чёрный кофе, такой крепкий, что, казалось, с каждым глотком пульс у него учащается. Он лениво провёл рукой по волосам, все ещё густым и вьющимся, но превратившимся из белокурых в седые за тяжкие тридцать лет работы в Вашингтоне. Позади ещё один долгий день, в течение которого Бьюканан пытался убедить законодателей в том, что его предложения заслуживают их внимания. Он страшно устал от всего этого, и кофеин, поглощаемый им в огромном количестве, похоже, стал единственным средством против стресса. О том, что такое проспать крепким сном всю ночь, Бьюканан давно позабыл. Немного вздремнуть, когда выдастся случай, закрыть глаза, пока его везут в машине на очередное совещание, смежить веки в самолёте по возвращении с каких-нибудь особенно долгих слушаний в конгрессе, ну и ещё прихватить часок-другой дома, в постели, вот и все, чем он теперь ограничивался.
Бьюканан, высокий, сильный, широкоплечий, с ясными живыми глазами, питал ненасытную страсть ко всем новым достижениям. К бизнесу он никогда не проявлял интереса, но живой ум и врождённая способность убеждать помогли ему проявить себя в политике и стать успешным лоббистом. Бьюканану всегда сопутствовал успех. Карьера стала единственным смыслом его жизни, своего рода навязчивой идеей. И Бьюканан чувствовал себя неуютно, когда не проталкивал очередной законодательный проект.
Сидя в кабинете какого-нибудь конгрессмена, Бьюканан следил по экрану монитора за принятием решений и результатами голосования, учитывал все «за» и «против». А на экране телевизора перед ним мелькали люди, живые участники этого действа, создававшие видимость честного голосования. Они походили на муравьёв, снующих по полу. Когда до момента истины оставалось минут пять, Бьюканан покидал кабинет и, пробегая по коридорам, выискивал членов конгресса, с которыми не мешало бы поговорить, чтобы качнуть чашу весов в нужную сторону. Порой это напоминало ему погоню за десятками движущихся мишеней, а между тем многие из конгрессменов вовсе не желали вступать с ним в переговоры.
