— Кажется, мисс Рим хотела меня видеть.
От проницательного наблюдателя не укрылось бы, что в этот миг столь бесстрастное вмешательство довольно сильно повысило эмоциональное напряжение в маленькой комнате. Появление человека, связанного обетом безбрачия, похоже, открыло глаза присутствующим мужчинам на то, что они обступили женщину, как влюбленные соперники (так появление в комнате незнакомца в заиндевелом пальто дает понять, что в доме жарко, как в печке). Саму мисс Рим присутствие человека, которому она была безразлична, заставило только сильнее почувствовать, что остальные мужчины в нее влюблены и каждый по-своему опасен: любовь актера была ненасытной страстью дикаря или испорченного ребенка; солдат любил ее со всем эгоизмом, присущим человеку стальной воли, но не крепкого ума; а сэр Уилсон сосредотачивался на своем чувстве день ото дня все сильнее и сильнее, как престарелый гедонист, посвятивший себя одному увлечению. Да что там, даже этот презренный Паркинсон, который знал свою хозяйку еще до ее триумфов, и тот не отрывал от нее восхищенных глаз и всюду следовал за ней по пятам с бессловесной преданностью пса.
Действительно проницательный человек заметил бы и кое-что еще более странное. И похожий на деревянного Ноя священник (который не был полностью лишен определенной проницательности) обратил на это внимание, сумев, правда, ничем не выдать охватившего его удивления. От него не укрылось, что великая Аврора, ни в коей мере не безразличная к восхищению со стороны противоположного пола, в ту секунду захотела избавиться от всех обожавших ее мужчин и остаться один на один с тем единственным, который не восхищался ею… По крайней мере, в том самом смысле, ибо маленького священника в действительности привело в восторг то, как по-женски мягко и в то же время решительно она справилась с этой задачей. Аврора Рим лишь в одном действительно разбиралась досконально, а именно — в другой половине рода человеческого. Маленький священник, словно на глазах его разворачивалась одна из наполеоновских кампаний, наблюдал за тем, с каким мастерством ей удалось удалить из комнаты поклонников и в то же время сделать это так, чтобы ни у кого не возникло чувства, что его отвергают. Бруно, великий актер, в душе был истинным ребенком, поэтому его было достаточно просто чем-то задеть, и он сам, разобидевшись, ушел, громко хлопнув дверью. Катлер, британский офицер, был слишком толстокож, но педантичен в отношении манер. Делать ему намеки было бессмысленно, но он бы скорее умер, чем пренебрег прямой просьбой дамы. Что же касается старого Сеймура, к нему нужен был особый подход. Его следовало отослать последним. Был только один способ отделаться от него — обратиться к нему как к старому другу, доверительно, то есть посвятить в суть дела. И священник в самом деле был восхищен тем, как легко и быстро мисс Рим удалось решить эти три задачи.
