— Какой Юнг? — воскликнул мой друг. — Крупный торговец хлопком?
— Ну да, — ответил наш спутник. — Тот самый. Он один из главных акционеров Унион-трест-компании.
— Один из богатейших людей Америки, — заметил мой друг.
— 100 миллионов долларов, — проговорил кратко агент. — Влиятельнейший человек.
— И очень справедливый человек, насколько я знаю, — бросил Стагарт.
— Убежденный республиканец, — произнес агент.
— Радикал. И при этом человек, умевший жить.
— Как так?
Агент повернулся к нам, и на его лице показалась широкая улыбка.
— Вы об этом ничего не слышали? Прекраснейшие женщины союза были такого мнения.
— А! Это имеет важное значение, — произнес Стагарт. — Может быть, его самоубийство находится в связи с каким-нибудь делом, в которое запутана женщина.
— Если я не ошибаюсь, он был очень красивый мужчина, — агент щелкнул языком.
— Еще бы. Кроме того, он был отважный человек. Он добровольцем участвовал в войне против Испании.
Мы въехали в Пятую авеню. Почти в конце, недалеко от арки в память Вашингтона, которая в то время только что была окончена сооружением, высился дворец хлопчатобумажного короля.
Мы вошли во дворец вслед за нашим спутником. Шаги наши заглушались толстыми персидскими коврами. По мраморной лестнице мы прошли в помещение второго этажа. Везде царила мертвенная тишина.
В последней комнате слышен был шепот. Нас встретили два комиссара. Начальник сыскной полиции, личный друг покойного, был тут же.
После обмена приветствиями один из комиссаров проговорил:
— Я послал за вами, граф, потому что я знал, что вы остановились в Нью-Йорке. Я подумал, что этот необыденный случай несомненно вас заинтересует, тем более что во всей истории заключается какое-то неразъясненное противоречие.
Рабочий кабинет, по-видимому, находился в том же положении, в котором он был при появлении полиции.
Граф Стагарт подошел к письменному столу. Рядом с маленьким изящным креслом лежало тело Мак Юнга. Стройный мужчина. Он был одет в шикарный сюртук. На ногах были высокие сапоги.
— Он, должно быть, собирался прокатиться верхом, — заметил комиссар.
Рана находилась как раз пониже сердца; я мог ее подробно рассмотреть, потому что Стагарт, откинув сюртук и рубашку, тщательно исследовал рану при помощи микроскопа, маленького зеркала и зонда.
Сжатая в кулак левая рука покойного лежала на ране. В правой вытянутой руке находился револьвер.
— Самоубийство имело, должно быть, место два часа тому назад, — произнес Стагарт, поднимаясь.
