— Нет, матушка.
Тут стала я ей дальше размазывать, опять по тому же, как и твоему благородию; а она знай поддакивает только: «Так, так, говорит, знаю, знаю! бывает это». А как договорилась я до того, как из болота воды напилась, она так и охнула.
— Ой, — говорит, — сестра! Ведь не по-хорошему ты это сделала! Лучше бы не пить тебе, а перетерпеть бы как-нибудь.
— Что делать! Ныне и сама вижу, что не след бы, да, видно, близко локоть, а не укусишь!
— Не змея ли в тебе завелась?
— Нет: от змей нас Бог помиловал.
— Ну так, видно, лягушки развелись. Как можно из болота пить! Вот и мы, странные, как идти в долгой волок, так все берем ключевой водицы не то в бутылочку, не то в туесок по-вашему[51].
— Не знаешь ли, матушка, чем бы мне помогчи?
Богомолка подумала, подумала, да и говорит:
— Вот что. Не обещалась ли ты кому?
— Ой, нет! Смеялись этта надо мной девки-то: Буторичем корили, да врут!
— Нет, не Буторичу, а какому-нибудь угоднику?
— Нет, и угоднику никакому не обещалась.
— То-то. Бывает Божие попущение, когда кто обещанья не исполнит: великий это грех!
— Нет, матушка, на мне такого греха.
— А потрудись ты: пообещайся, да и сходи хоть в Киев, а не то еще лучше, 500 верст за Киев, к Почаевской Божией Матери: большие чудеса там ежеден бывают!
— Нет, матушка, не можно этого. Пообещайся я, а наши, знаю, что не отпустят; а пообещайся, да не исполни, так еще больше распучит. Помоги ты мне лучше иным чем, коли уж ты про меня виденье видела.
— Знаю, знаю… делать нечего… полюбилась ты мне, ласковая… ты мне и котомочку понесла… и жаль мне тебя… Только смотри, до времени никому не сказывай — лучше муку вытерпи: ни про виденье мое, ни про то, чего я дам тебе.
Тут стала она в своей котомке копаться, и вытащила маленькую такую бутылочку — так с косушку — и на бутылочке этой слова какие-то написаны. Вытащила, перекрестилась, и говорит:
— Вот, эта водица дороже для меня злата-серебра, всякого каменья самоцветного: в этой водице разведена слезка Пресвятой Богородицы Троеручицы. Возьми, глони глоточек, благословясь, да с верой.
Вот глонула я немного; подала богомолке бутылочку, а на животе-то у меня так и заворочалось.
— Ну, что? — спросила странница.
— А разве не слышишь?
— Как не слышать, — слышу. Теперь иди с миром. Спасибо тебе за ласку. Только смотри же, молись теперечи и денно и ночно Троеручице Пресвятой Богородице да, как можно, постись. А про виденье и про это никому не ляпай.
— Ладно, ладно! Только дай ты мне еще глонуть для верности.
