— Много же у вас леших-то!
— Людно, в. в.
Переспросив соседей, я потребовал Машку. Та явилась вместе с отцом. Последний никак не мог согласиться, чтобы я допрашивал ее в присутствии одного депутата, и я уступил его настоянию. Машка оказалась молоденькой, 18 лет, девушкой, с довольно красивым и живым лицом, несмотря на его легкую болезненность.
— Все соседи говорят, что у тебя был живот большой и вдруг опал незадолго перед тем, как нашли в колодце ребенка, — обратился я к Машке.
— За три дня, в. в., — отозвался за нее отец — … это от лягуш… это всему миру известно.
Я заметил отцу, что отвечать на мои вопросы, которые не обращены непосредственно к нему, он не должен, и что если он не будет молчать, когда его не спрашивают, то я его вышлю вон. Мужик обещал молчать.
— Ты что скажешь? — опять обратился я к Марье.
— Да то же скажу, в. в., что и все крещеные говорят…
— То есть, что же?
— От лягуш: лягуши во мне развелись. Как лешак-от носил меня лонись, так я из ляги болотной воды напилась.
— Расскажи пожалуйста, как это тебя лешак носил?
— Все тебе рассказывать?
— Все… с краю.
— Да страшно ведь…
— Ничего, все рассказывай… я не боюсь.
— Осенесь, канун кануна Семенова дня… ладно ли я молвила, батюшка?
Тот подал вид, что ему запрещено говорить.
— Собралось нас людно… скотину пошли искать, на Коровий Поворот, — потому все больше туда скотину уводит. Только я мешкотно оболокаюсь… страшно… место такое не баское[44]. А матушка и осердчай на меня: «Что ты, говорит, сука, копаешься»? «А боюсь, говорю, матушка»! Она говорит: «Не лешак унесет, а и унесет, так…»
При последних словах Марьи, отца ее покоробило. Он не вытерпел и сказал:
— Почто пустяки врать?
— Виновата, — боле не буду, батюшко. Так это я обмолвилась, глупая.
— Этого и писать не почто, в. б., — сказал мне отец Марьи.
Я напомнил ему, что он обязан молчать и велел Марье продолжать свой рассказ.
— Вот, только пошли мы. Подходим к Коровьему-то Повороту, а мне и захотелось… приотстать то есть…
Тут Марья как будто замялась, но ее на этот раз выручил депутат:
— Ну, известно, девичье дело: его высокоблагородие понимает ведь.
— Ну приотстала, а близко… и голоса все слышны: на сумерках уж было. Догоню, думаю. Только вдруг, как свиснет что-то! Так у меня ноженьки-то и подкосило. Тут опять как завьется вокруг меня вихорь, да меня и подхватило! И пошло… Тут уж меня совсем из памятоньки вышибло…
Марья задумалась.
— Это точно бывает, — заметил депутат.
— Известное дело, Алексей Иванович, — отозвался отец Марьи.
