— А тебя-то за что же?
— Да вот так! Все этот стряпчий виноват. Как шли эти спросы да переспросы, им все хотелось, чтобы Васька повинился; а он — нет! Они меня подущали уговорить его. А я сказал: почто я стану уговаривать на себя эко дело ляпать? А тут бабы опять соврали, будто моя хозяйка кровь на Васюхиной рубахе отстирывала. Я ничего не чул про это, а меня вдруг и спрашивают: «Коли Васюха барана резал»? Я вспомнил, что Васька этак хотел про кровь сказать; подумал, да и говорю: перед Успеньем. А и не ладно вышло. Этот стряпчий опять спрашивает: «Почто резал: на кокорку[32] али так есть»? А я и ляпнул: задницу-то, вестимо, на кокорки, а перед во щах съели. «А сало?» — опять тот спрашивает. — А про сало, говорю, не знаю. А Васька-то другомя показал; а хозяйка тоже опять другомя. Как бы меня не так спросили, а спросили бы: резал барана Васька, али нет? так я бы и сказал, что запамятовал, а тут, видишь, я и не догадался. Так вот за это-то меня и посадили: ты, говорят, его покрываешь! А того не разумеют: кому же и покрывать сына, как не отцу? В доме-то все перерыли, — ровно Мамай прошел! И все при мне, да при Васюхе. Ну, да это-то, пожалуй, и ничего бы: без нас-то, пожалуй, и уполовинили бы; да нехорошо то, что и до казны дорылись. А еще соседи про себя шушукают: вот где горбуновские-то крестовики![33] говорят. А врут! У Горбунова и крестовиков-то не было… ассигнациями все, старыми.
— А что это за Горбунов?
— А это пустое! Тут ране того проезжал на ярмарку, на Евдокиевскую, устюжанин один. Там есть речка этакая… Югом прозывается, так по этой речке все устюжане живут. Этот завсе у нас приставал. А тут его пониже нашей-то деревни подняли: так на нас ляпали. Только тогда следство было по правилу… так и прошло! Да ведь и тут, как бы не этот стряпчий, так тоже бы ничего, быват, не было бы. Он еще и после, как в суде нам решенье вычитывали, подошел ко мне, да и говорит: «И тебя бы надо на кобылу вместе с сыном: ты всему делу начальник»! — Вот как врет!
— Ну, а отчего же тебя посадили, а хозяйка твоя дома осталась?
— Да та, глупая, ловчее показала, как есть… Ну, да я уж за то и отзвонил ей после…
— Ну, и не жаль тебе было малыша-то, Мухоры-то?
— А что его жалеть-то? Ведь уж не воротишь.
— И во сне он не снится тебе?
— Почто? Во сне одни бабы видят, а человек спит, так что увидит? Глаза-то закрыты ведь. А и не любил я Мухоры!
— За что же? Разве он не работал?
— Нет, почто не работать! В иной работе самого Васюху за пояс заткнет. Не любил я его за то, что ину пору не дело делал. Ино, в простую пору, чем бы около дому что, а он либо с девками ломается, либо ребятам свистульки вырезывает… ножи тупит. Однова мы ямщину держали; так того и смотри, что лошадей упарит. А все из-за чего? Иной начальник на вино даст; а он про себя деньги копил, да вдруг и купи бабушку…
