— Точно так, в. в., — отозвалась Паточка; — только я в этом деле не причинна.
— Ну, — обратился ко мне исправник: — каков я приготовил к твоему приезду гостинец? То гостинец не простой: с поля битвы кабардинец…[23] А каково я тебе дознаньице сделал? А? Ведь это история! Все как было дело! Только не взыщи, брат, за правописание, не сам писал. У меня этот Митрофан Иваныч дело изложить молодец, а в правописании, так сказать, своеобразен. Я заметил, что слово «на лошади» он в одной бумаге и пишет «на лошади», а в другой — «на лошаде». Спрашиваю его: отчего так? А он говорить: «на лошади» — так это представляется как бы верхом, а «на лошаде» — так в санях, либо в телеге. Ну, да дело не в том, а каков актик-от-с? — прибавил исправник, потирая от самоудовольствия руки.
— Актик-то очень хорош, — сказал я, — только отчего вы не распорядились послать за Ивановым?
— Да когда же, братец? Ведь когда услышали твои колокольчики, так только что акт дописывали. Теперь твое дело.
— С вашей стороны, поручик, — обратился я к подпоручику Икре, — не будет препятствий в случае, если я распоряжусь о взятии Иванова?
— Почему препятствия? Нет.
— Так я буду просить полицейское управление послать кого-нибудь взять Иванова, — сказал я исправнику.
Тут мы согласились о способе взятия Иванова. Исправник отправился с целью распорядиться об этом. Начальник команды остался у меня в качестве депутата со стороны прикосновенных к делу солдат, за которыми он и послал.
Между тем, я приступил к допросам приведенных ко мне арестанток. Старая Крючиха упорно уклонялась от дачи определенных и ясных показаний. Напротив, Паточка была очень словоохотлива. Не столь опытная, как мать, она слишком много доверяла своей изворотливости и хитрости. Несмотря на то, и от нее я не успел узнать ничего важного. Написанное в акте дознания она дополнила только тем, что после побоев, нанесенных ей мужем, она ушла в чуланчик на чердак, почему и не может знать, что происходило без нее внизу. Она сообщила мне также, что ели они и гости их на имянинах матери. В числе блюд были сморчки. Впрочем, допросы эти я сделал лишь для формы, так как не успел еще сообразить всех обстоятельств дела, и, притом, не имел понятия о месте происшествия.
Я послал за лекарем для вскрытия трупа. Между тем, явились старший унтер-офицер Клеопатров и ефрейтор Чаплин. Я потребовал к допросу первого. Это был бравый, весьма высокого роста человек, с открытым и добродушным лицом, выражавшим страшные душевные страдания. Войдя, он тотчас же упал на колени.
