Тарен лишь сомкнул глаза, но сон не шел к нему. Долина Медвина освежила его больше, чем долгие часы сна. Он поворочался, а потом вышел из сеновала и отправился бродить по лугу. На дальнем берегу озера выдры, развлекаясь, ныряли в воду с небольшого выступа. При появлении Тарена они замерли на мгновение, покачали головами, будто сожалея, что он не может присоединиться к ним, и снова вернулись к своей игре. Рыба взорвала гладкую поверхность воды и сверкнула серебряной чешуей. Круги побежали по воде, и последний, охвативший почти всю окружность озера, выплеснулся крохотной волной на берег у ног Тарена.
Позади хижины Медвина Тарен увидел большой огород и обширный цветущий сад. К своему удивлению, Тарен понял, что тоскует по работе с Коллом на их огороде в Каер Даллбен. Прополка и окучивание овощей, которые он так ненавидел тогда, теперь, когда он вспоминал пережитые приключения и представлял, что еще им предстоит впереди, казались ему милыми, приятными и безмятежно счастливыми, как и все прошлые хозяйственные заботы.
Он сел на берегу озера и оглядел убегающие вдаль холмы. Солнце отдыхало на их вершинах, деревянный остов большого корабля резким силуэтом вырастал над низким холмом, который почти поглотил его. Рассмотреть получше этот корабль у Тарена не было времени, потому что появился Медвин. Он мягко и почти неслышно шагал по лугу. Олень бежал рядом, по пятам за ним следовали три волка. В своем коричневом плаще и с шапкой седых волос Медвин казался могучей горой, увенчанной снежной короной.
– Гурги уже получше, – сказал этот древний старец своим мелодичным глубоким голосом.
Олень легко и грациозно пританцовывал у берега. Медвин медленно сел рядом с Тареном и так же медленно и величественно обратился к нему:
– Он выздоровеет. И ничто ему не угрожает. Во всяком случае, пока он здесь.
– Я как раз сейчас думал о Гурги, – сказал Тарен, глядя прямо в ледяные спокойные глаза старца.
И он поведал ему причину своего путешествия, все перипетии, происшествия и невзгоды последних дней, рассказал о несчастном случае с Гурги. Медвин внимательно слушал. Большая голова его задумчиво склонилась, когда Тарен дошел до маленького подвига Гурги, хотевшего пожертвовать жизнью ради спасения других.
– Сначала я не любил его, – признался Тарен. – Теперь я сильно привязался к нему и, думаю, полюбил, несмотря на все его хныканья и жалобы.
– Каждое живое существо заслуживает нашего уважения, – сказал Медвин, нахмурив густые лохматые брови. – Каждое, будь оно уродливым или красивым, гордым или жалким.
