В результате первенцы наркозной эры — эфир, хлороформ и закись азота — и поныне сохранили главенствующее значение в наркозе. Теперь, правда, в результате глубоких научных исследований, с помощью великолепной техники и новой, не так давно выделившейся отрасли знания — анестезиологии — наркоз усмирен, возможность осложнений от него — ничтожна. Человека перед операцией специально подготовляют, чтобы дозы наркотизирующего вещества потребовались минимальные. Средствами науки организм искусственно приводится в такое физиологическое состояние, при котором обеспечивается полноценность и безопасность наркоза и вместе с тем наименьшая реакция на хирургическую травму.
В начале нашего столетия, с открытием новокаина, хирургия обогатилась еще одним, принципиально иным способом борьбы с болью: местным обезболиванием. При этом способе болевые ощущения в оперируемой области не достигают сознания, хотя сознание не выключено и человек во время операции бодрствует. Местная анестезия — замечательная вещь: она совсем не вызывает осложнений. Заменить полностью наркоз ей, правда, не дано — есть такие операции, которые по-прежнему можно производить только при полном выключении как сознания, так и боли. Но она широко применяется в хирургии, особенно в нашей стране.
По сути дела, открытие местной анестезии и методов ее применения означило завершение борьбы за обезболивание операций. Все остальные достижения в этой области — только улучшения и дополнения.
Наркоз — это эпоха в медицинской науке.
В том же богатом открытиями девятнадцатом столетии началась и другая новая эпоха, не менее, а возможно, и более важная, — эпоха антисептики.
Вода, огонь и карболовое море
Таинственные «семена», которые гениально предугадал римский философ Лукреций Кар; живые существа, «анималькули», которые увидел в микроскоп голландский купец, ставший потом естествоиспытателем, Антони Левенгук; «миазмы», заподозренные русским хирургом Николаем Пироговым; микробы, значение которых в человеческой жизни открыл французский химик Луи Пастер, создатель науки микробиологии…
Венгр Игнац Земмельвейс, смывавший с рук неведомую заразу водой и хлоркой; англичанин Джозеф Листер, потопивший микробов в карболовом море…
Идеи, веками не умирающие, сквозь плотную толщу времени пробивали себе дорогу в жизнь.
В тот год, когда Симпсон старался избавить от боли рожавших женщин в Эдинбурге, акушер Земмельвейс боролся за жизнь рожениц в Вене. Они умирали не от боли — от родильной горячки. Погибали в таком количестве, что роду человеческому в цивилизованной Европе грозило вымирание. Погибали, едва успев родить; в Вене, в Париже, в Лондоне, в других городах — всюду, где только имели неосторожность производить на свет детей не дома, а в больницах. Впрочем, и дома — в тех случаях, когда прибегали к помощи просвещенных докторов.
