Корнев в разговоре со Страшновым, пожалуй, напрасно аттестовал теорию Пеца как «сумасшедшую». То есть применительно к самим идеям может быть и так, но по отношению к автору ее – ни в коей мере. Напротив, эта теория выражала совсем другие черты Валерьяна Вениаминовича: основательность и скептицизм. Взгляд, что «мировые постоянные» не всегда и не всюду постоянны, безусловно, излишне волен для присяжного физика и преподавателя – но для материалиста-диалектика естественен: все меняется. Основательность же вообще была созвучна натуре Пеца; недаром и в художественной литературе он наиболее ценил сочинения великих романистов, умевших так развернуть, исследовать и исчерпать тему, что другим ничего не оставалось прибавить. По этой же причине, когда начала приобретать сторонников в физике идея «материи-действия», он не устремился вместе с другими – в жажде опубликоваться и снискать – на верхние этажи строящегося здания новой теории, а начал придирчиво простукивать у этого здания фундамент и стены: а глубоко ли? а прочно ль? а не выйдет ли, как прежде-пока этажей мало, идея-фундамент держит, а как нагромоздится большое скопление фактов и несогласующихся выводов – трещина, авария, обвал? Кризис физики. И ничего, хорошо даже, что его обобщение на случай переменного кванта пока не злободневно: можно работать спокойно, не насилуя мозг и душу гонкой, подгонкой и сиюминутным соответствием. Когда-нибудь и эта проблема всплывет, окажется злой. Потомки скажут спасибо.
Валерьян Вениаминович и в мыслях не держал, что проблема окажется злой при его жизни. Да еще так всерьез. Ну пусть бы обнаружили в галактических просторах, в звездах какие-то там спектральные феномены, кои только и можно объяснить через изменение кванта h; или в сверхускорителях что-то такое мелькнуло… И того, и другого хватило бы за глаза и для признания, и для шумихи, для избрания в Академию – и, главное, ни к чему особенному не обязывало бы. А тут: громадный Шар, с одной стороны, опасный катастрофами, а с другой – пригодный для устройства в нем целого НИИ… Вот что всегда настраивало Пеца против стихий, так это отсутствие у них чувства меры.
II
Задумавшись, Валерьян Вениаминович не сразу осознал, что шагает с некоторым усилием и наклонясь вперед, будто поднимается в гору. Он остановился, огляделся: да, теперь он шел в гору, хотя минуту назад никакой «горы» перед ним не было. Серо-желтые дома массива переместились вниз, снежное поле накренилось; два ближние аэростата грушевидно исказились и нависали над ним.
