В этот момент в дверь вошла Хемингуэй.
Она сначала посмотрела на свечу, потом перевела взгляд на Крозелли.
– На записи он признается, что ему принадлежит все, что находится в доме, – сказал Ричер.
– Я слышала выстрел, – сказала Хемингуэй.
– Он промахнулся. Пуля ушла на двадцать градусов влево.
– Я беспокоилась.
– Беспокоиться нужно крестному отцу. Это настоящий мафиозо.
– Что еще есть в записи?
– Вытаскивайте магнитофон из моих брюк и послушайте сами.
Что она и сделала. Ричер снова почувствовал прикосновения горячих быстрых пальцев, странное вертикальное объятие, руку под рубашкой – и микрофон перешел из одной руки в другую. Потом она нажала на одну кнопку, немного подождала и нажала на другую. Тонкий слабый голос Крозелли с магнитофонной записи наполнил комнату. Гангстер брал на себя ответственность за все, что здесь находилось, признавался в связях с Медельином и во взятке, даже намекал на ее размер.
– У тебя есть его ключи? – спросила она.
– У меня в руке, – сказал Ричер.
– Открой сейфы.
Он так и сделал, начав с ближайшего к арсеналу, и двигался в сторону окна, пока все сейфы не оказались открытыми. В каждом лежали аккуратные пакеты, обернутые в прозрачный пластик, коричневые и зеленые, – но больше всего было белых и желтых.
– Ты можешь засунуть ключи обратно ему в карман?
Ричер выполнил ее просьбу.
– Что дальше? – спросил он.
– Телефон работает?
Джек снял трубку и услышал гудок.
– Да.
Хемингуэй продиктовала ему номер.
– Это наша внутренняя горячая линия.
Ричер набрал нужный номер, назвал точный адрес, после чего сразу повесил трубку, не сообщив своего имени.
– Они приедут не раньше чем через пять минут, но не позднее чем через десять, – сказала Хемингуэй и положила пластиковый магнитофон у ног Крозелли. – Пора уходить. До моей машины довольно далеко.
– Этого будет достаточно? – спросил Ричер.
– Более чем. Чего стоит одно только упоминание Медельина… И улики в доме. Это неопровержимо, Ричер. Ему сразу предъявят обвинение. И уже не имеет значения, кому он дал взятку. Никто даже не попытается возразить. Это как волна прибоя.
– И последнее, – сказал Ричер, поворачиваясь к Крозелли. – Бить женщин недопустимо. Нужно быть мужчиной, а не ничтожеством.
Мафиозо молчал.
Ричер поднял руку.
– Как тебе это понравится?
– Ты же не станешь бить человека, привязанного к стулу.
– Сейчас увидишь, – сказал Джек.
И он сильно ударил Крозелли по лицу. Раздался хлопок пощечины, влажной или нет, и кресло стало заваливаться набок. Несколько мгновений оно балансировало на двух ножках, а потом рухнуло, и голова Крозелли заметалась из стороны в сторону, точно шарик для пинбола.
