– У нас с вами проблема? – спросил он на всякий случай.
– Мы ждем мистера Крозелли. Он будет здесь через несколько минут. У меня проблем не возникнет, чего нельзя сказать о тебе.
И тогда Ричер замахнулся бутылкой; вода не выливалась из горлышка благодаря центробежной силе. Его импровизированное оружие ударило головореза в верхнюю часть челюсти, и того отбросило назад. В следующее мгновение Ричер разбил бутылку о край писсуара, стекло и вода разлетелись во все стороны, после чего он воткнул зазубренные края в бедро головореза, чтобы тот опустил руки, снова нанес удар в лицо и повернул розочку в ране – из рассеченной плоти брызнула кровь. Затем Ричер уронил бутылку и толкнул своего врага в грудь, тот ударился о стену, и, когда его отбросило обратно, ударил его лбом в нос. На этом игра закончилась, поскольку голова парня задела о писсуар перед тем, как он рухнул на пол. Не вызывало сомнений, что он получил тройную травму головы – лоб Ричера, фарфор писсуара и плитки пола, вместе с пожеланием спокойной ночи и удачи.
Джек вдохнул, выдохнул и взглянул в треснутое зеркало над раковиной. На лбу у него остались следы крови поверженного врага. Он быстро смысл их тепловатой водой, встряхнулся, как собака, и вернулся мимо стойки бара в зал. Джилл Хемингуэй и Крисси стояли посреди площадки для танцев. Он кивком показал им на выход. Они догнали его, и все трое направились к двери.
– Что с парнем Крозелли? – спросила Хемингуэй.
– Несчастный случай, – ответил Ричер.
– Господи…
Они еще раз быстро прошли мимо стойки бара и оказались в коридоре, где на них накатила новая волна жара.
Слишком поздно.
Им оставалось пройти десять футов до уличной двери, когда та широко распахнулась и в бар вошли четверо парней в промокших от пота костюмах; за ними следовал сам Крозелли. Все пятеро остановились, Ричер тоже, у него за спиной замерли Крисси и Джилл Хемингуэй – восемь человек стояли в один ряд в жарком узком коридоре, где влага выступила даже на кирпичных стенах.
– Вот мы и встретились снова, мальчишка, – сказал Крозелли с дальнего конца строя.
В этот момент погас свет.
Ричер не знал, открыты его глаза или закрыты. Темнота была полной и абсолютной, как на следующей остановке после пустоты. И в этом мраке воцарилась полнейшая тишина, на каком-то глубочайшем первобытном уровне; шум современной жизни исчез, остался лишь слепой шорох человеческих ног и шепот жутковатого погребального плача, казалось исходившего из-под древних скал снизу. Из двадцатого века в век каменный, одним движением рубильника.
