— Я тебе … … … сейчас покажу дорогу не в ту страну, а в … … … и ты побежишь у меня туда, как наскипидаренная … … … .
Вертлявого оратора унесло в угол потоком воздуха и хохотом слесарей и водителей. Над трибуной клубилась пыль.
— Милиция-а-а! — верещала секретарша директора.
— Зови, зови милицию, — добродушно согласился папа Штурман. — У меня, между прочим, неприкосновенность, я депутат горсовета…
Потом Борис показывал Феде газету-многотиражку, издававшуюся в автохозяйстве. Там была статья с очень длинным названием: "Александр Македонский тоже был неплохим бригадиром, но зачем же трибуны ломать?" Впрочем, упрек за трибуну был единственный в этой статье. В основном же позиция бригадира Штурмана признавалась обоснованной, а чиновники из аппарата подвергались всяческой критике.
Трибуну папа Штурман починил. Подумаешь, работа! Он был мастер на все руки. И Борис научился у него многому. Недаром Федя многократно говорил Оле:
— Вот приедет Борис, он тут у нас все наладит…
Борис прибежал утром, когда Федя и Степка еле продрали глаза. Степка завизжал и облапил Борьку за шею.
— Спасите, душат! — сказал Борис. — Ты чем это мне пузо царапаешь, террорист?
— Это пряжка! У меня день рождения был, Федя подарил от него и от тебя. Правильно?
— Само собой, — подтвердил Борис, потирая под белой футболкой живот. — А я тебе еще один подарок привез. Вот… — Он полез в карман на новеньких, еще хрустящих шортах из серой плащевой ткани. И вытащил пластмассовый пистолет. Щелк — из ствола выскочила клоунская головка, закачалась на пружинке.
Степка опять взвизгнул. И умчался хвастаться подарком.
— Наплавался, значит, — сказал Федя Борису. — Ну и как?
— Интересно. Столько всего насмотрелись, даже каша в голове. Здорово… Только потом уже домой хотелось… И погода еще фиговая, от Ленинграда до Ульяновска — везде холод. И в Москве дожди. А сюда приехали — будто Африка. Первый раз оделся по-летнему, как нормальный человек…
— А я тут ни разу не искупался даже. Мать говорит: вот приедет Борис, тогда пожалуйста… Тебе полное доверие.
— Степку отведем и махнем! Ага?
— Ладно. Только…
— Что? — Борис чутко уловил Федину нерешительность.
А дело в том, что с утра должны были Федя и Нилка прийти к Оле и приводить в порядок лабораторию.
Борис глянул из-под ресниц. И сказал безошибочно:
— Чегой-то царапает твою грешную душу, дядя Федор. Раскалывайся…
— Ничего не царапает! Познакомился я тут… с одними людьми. Дело затеяли.
Ну и поведал все Борису, сердясь на себя за непонятное смущение и виноватость и понимая, что Борис все его чувства и мысли читает как на белом листе.
