— Ну, лети, — шепнула Настя.
Сердце у меня часто забухало. Я попробовал полететь. Не получилось. Я опять, как в баньке, заскреб воздух руками, будто плыву из глубины вверх, оттолкнулся босой ногой. Повис в воздухе. Потом понесло меня в высоту. Я испугался, захотел опуститься. Опустился. Захотел пролететь над грядками и неуклюже, бочком, пролетел. Тогда я осмелел, напружинил мускулы и нащупал в себе и окружающем воздухе какие-то неведомые струнки. Может быть, это были силовые линии магнитного поля, о котором сейчас много пишут ученые. А может быть, во мне и вокруг просто зазвенела моя радость, моя уверенность. Я рванулся вперед, тело сделалось послушным, воздух зашуршал по бокам, обтянул на мне рубашку, прижал ее, шелковистую, к коже. И я понял, что теперь могу летать ловко, быстро и уверенно. Главное — верить в себя и не бояться.
Я пронесся над грядами, взмыл над банькой, пролетел над сумрачной и влажной глубиной лога. Потом, хохоча от радости, сделал еще круг, спикировал к самой воде речки Тюменки, снова взлетел и наконец ловко встал перед ведьмами. Щеки горели, обдутые встречным ветром...
Настя смеялась, а Глафира сказала радостным шепотом:
— Научился! Ах ты, родненький наш... — И рывком притиснула меня к себе. Я застеснялся, засопел и вырвался. Тогда Глафира проговорила уже иначе, наставительно:
— Вот так и летай. Только гляди, ничего, окромя рубахи, не надевай на себя. Все, что не из этого полотна, к земле потянет, любая пуговка, любая ниточка, самая махонькая...
Я поморгал, соображая, про что она говорит. Понял, и радость моя поубавилась. Я набычился:
— А как я... Ну, без штанов-то...
Настя тихонько хихикнула, а Глафира сказала:
— Вот так и будешь. Кто тебя видит ночью...
— А днем, что ли, нельзя летать?
— Летай, когда хошь, привыкай, — подала голос Степанида, — только береги ее, рубаху-то.
— А штаны? — жалобно спросил я. — Разве нельзя сшить из такой же материи?
— Дак ее не осталось ни кусочка, — хмуро сказала Глафира.
Я представил, как появлюсь перед ребятами в таком не то платье, не то саване, и взмолился:
— Настя! Ну, обрежь ты ее вот так! — Я чиркнул ладонью по животу. — А что останется — из того штаны. Пускай хоть самые коротенькие...
— Дай-ко, смеряю, — согласилась Настя.
Но Глафира насупилась:
— Не по правилам это. Сказано, что рубаха должна быть...
Мне показалось, что Настя колеблется. Однако неожиданно за меня вступилась Степанида.
— Ты, Глаха, сама посуди, — сипло заговорила она. — Тебе не старое время, сейчас ребятишки и в деревнях без порток не бегают, а он мальчонка городской. Надо одеть по-нонешнему, чтоб не боялся ничего...
