Оранжевый портрет с крапинками | страница 31
Я хотел было спросить, как это "ржавчина в себе", но не стал. Во-первых, я уже догадывался, что это такое. А во-вторых... стало очень тихо. И воздух сделался опять болотным и душным. И меня начала давить сонливость.
Подошла Настя.
— Ой, Тополек, спишь совсем!
Она подхватила меня на руки и быстро понесла. Но я не сразу поддался сну. Я спросил шепотом:
— Настя, а правда есть на свете Хозяин? Он вас правда заколдовал?
Она ответила тоже шепотом:
— Потерпи малость. Потом узнаешь.
— Когда узнаю? Завтра?
— Нет, завтра не приходи. Теперь у нас такая работа, что сторонний глаз ни к чему... Срок придет — позовем...
Я огорчился:
— А когда срок-то?
— Потерпи маленько. Скоро...
— Когда скоро-то?
— А вот луна усохнет до половинки...
ОБНОВА
За луной я не следил. Да и невозможно это было, потому что каждый вечер небо загромождали душные грозовые тучи. Громадные такие и непроницаемые.
Грозы я побаивался. Поэтому я плотно затворял окошко, задергивал шторки и, когда ложился в постель, ставил на табурет лампу в самодельном картонном абажуре. Говорил маме, что почитаю перед сном. Но дело было не в чтении. Если комната темная, вспышки грозы пробивают занавеску и озаряют стены жутковатым неподвижным светом — то лиловым, то розоватым, то белым. Иногда после вспышки сильно грохает. А иногда, если гроза далеко, наступает тягучая тишина, а потом накатывается медленный, ленивый такой рокот. Это не так страшно, как близкие разряды, но все равно нервы натянуты.
В один из таких "рокочущих" вечеров я читал толстую книжку про рыцаря Айвенго (выпросил у Лёшки Шалимова) и прислушивался: не делается ли гроза ближе? Было уже поздно, и мама сказала из-за перегородки:
— Хватит глаза портить. Спи.
— Я еще маленько...
— Кому я говорю!
Пришлось выдернуть вилку из штепселя.
И сразу комната озарилась розовой неторопливой вспышкой. Я напрягся и стал ждать громового удара. Ждал, ждал... Глухой грохот донесся лишь через полминуты. Но за эти полминуты я не успокоился. Наоборот, страх вырос, натянул во мне звенящие струнки, и они отзывались на каждый толчок сердца.
Я вдруг понял, что боюсь не только грозы. Вообще боюсь. Чего-то непонятного. Страх был такой, как тогда, в ночь знакомства с ведьмами.
А может быть, я уже сплю и боюсь во сне? Но я лежу с "растопыренными" глазами. И закрыл бы, да не получается...
Прошло минут пятнадцать. Леська поворочался, похныкал и опять уснул. Мама тоже ровно дышала за стенкой. Гроза то приближалась, то откатывалась. И опять приближалась! И вот зажглась такая молния, будто за окном включили тысячу фонарей (ну и грохнет!). Но не грохало. Я опять вытаращил глаза. Молния угасала очень медленно, и в этом слабеющем свете я успел заметить на стене... знакомые часы!