...
Не надо вставать, надо съежиться и замереть. Но у сказочных снов свои законы. И я поднимаюсь на слабых ногах. Седоватый сумрак меня окутывает, как туман. И страх снова окутывает — плотный и глухой. В этом тумане и в этом страхе я выхожу в темный коридор (вязаные половики щекочут ступни), медленно иду мимо спящих дверей, против своей воли отодвигаю тяжелую дверь в сени...
В дощатых сенях прохладно, пахнет влажной кадушкой и рогожами. Сумрачно светятся щели. За наружной дверью теперь тихо. Но я знаю — они там. Я это чувствую каждым волоском, каждым квадратным миллиметром дрожащей кожи. И не надо отпирать дверь, не надо. Надо тихонько вернуться и забраться в постель. А еще лучше — под кровать. Там, наверно, не найдут...
А ноги сами по себе медленно двигают меня к двери. А руки сами по себе нащупывают холодный дверной крючок и вынимают его из кольца. И дверь тихо-тихо отходит. И я вижу на крыльце и х.
Ночь светлая, и я вижу тех, кто пришел за мной, достаточно ясно. Это две тетки в глухих платках и длинных, косматых каких-то платьях (такими я их и представлял). Одна — низкая, квадратная и не то чтобы старуха, но очень пожилая. Другая — высокая и помоложе. Впрочем, лица почти неразличимы, да и страшно мне смотреть на них.
Однако теперь я испытываю какое-то облегчение. Все равно жутко, но уже не так. Это наконец случилось, никуда не денешься. Так что уж все равно. Пусть...
— Вот он, появился, душа ненаглядная, — говорит пожилая тетка хрипловато и недобро. — Ну-ка, давай...
Она деловито разворачивает большущий мешок. Край мешка чиркает меня по ногам грубой тканью и какими-то колючками.
— Ну-ка, берися, — говорит она молодой. Вдвоем они растягивают верх мешка, и он разверзается передо мной темной пастью. Из "пасти" пахнет гнилой материей, пылью и отрубями. Я хочу отшатнуться, только сил нет.
— Лезь, — требует пожилая. — Неча время тянуть.
Я представляю, как там темно, душно и колюче.
— Не... — беспомощно говорю я. — Не надо...
— Как это не надо? Ну-ка, давай...
— Так полагается, — объясняет высокая. Голос у нее почище и несердитый.
— Ну, пожалуйста, не надо... — бормочу я. — Лучше я... так...
— Четой-то "так"? — недоверчиво сипит пожилая.
— Я сам пойду. Без мешка...
— Ишь чё надумал. Без мешка дело не делают...
— Да пусть, — говорит высокая. — Не все ль равно?
— Ну, пущай... — ворчливо соглашается квадратная тетка. — Мне чё? Оно и лучше, тяжесть не таскать.
— Тяжести-то в нём... — тихонько говорит высокая. — Ладно, пошли.
