— Вижу, что новенький, — не дождавшись ответа, продолжал мой сосед, откладывая книгу на нары. — Расскажите, откуда приехали, о себе расскажите. Мне интересно, и вам все не в молчанку играть.
Как-то сразу же я поддался душевной теплоте, которой повеяло от этого незнакомого мне человека.
Но что я мог о себе рассказать? Разве вот что:
…18 июня 1941 года окончил десятилетку на Украине, в Николаеве. На рассвете шли с выпускного вечера по тенистым улицам города к широкому Южному Бугу, Мечтали о будущем. И никто не знал, что через четыре дня война.
Двадцатого июня я уехал в Москву — поступать в институт. Утром двадцать второго приехал в столицу. День был воскресный. Пошли с Надей Исаковой (приехали вместе из Николаева) в театр Вахтангова, смотрели пьесу о Кутузове. Вышли из театра. И тут только узнали: война! Пошел в институт иностранных языков. А там еще, видно, не разобрались в новой обстановке. «Через несколько дней зайдите», — говорят.
Ну, мы и вернулись в Николаев. В августе фронт подошел к моему родному городу. Эвакуация. Осенью вместе с родными приехал в Омск. Тяжело заболел. Тифом. Проболел до весны. В апреле сорок второго пошел в военкомат. Военком взял мое заявление, прочел, повертел в руках. Говорит: «Рано вам еще. Призыв через несколько месяцев». Заявление у себя оставил. А четвертого мая меня вызвали в военкомат и в училище отправили, в медицинское…
— Вот и все, — закончил я свой короткий рассказ.
Видимо, мой собеседник был умелым слушателем, цепко замечающим то, что его интересовало. Он меня спросил:
— А на какой факультет в иняз поступать собирались?
— Немецкого языка. Ведь я его до этого восемь лет изучал.
— Восемь? — переспросил собеседник. — Но ведь в школе только с пятого класса изучают немецкий…
Пришлось мне рассказать об уроках с Софьей Ивановной.
— Читаете, конечно, свободно? А как переводите, как говорите? — спросил сосед.
— Читать читаю, а насчет перевода и разговора, право, не знаю. С лета сорок первого практики никакой не было, почти ничего не читал даже.
— А напрасно, — заметил мой собеседник. — Времени у меня мало, и язык я, наверное, не в пример вам хуже знаю, а вот читаю.
И он раскрыл книжку. Это был «Фауст» Гете.
— Да, молодой человек, — продолжал он. — Хоть мы сейчас и воюем с гитлеровской Германией, но считаю, что правильнее и лучше о человеческом долге, чем Гете — этот великий сын немецкого народа, — мало кто сказал.
И он медленно прочел по-русски знаменитые строки:
