Но. Если такие слова газеты и политики называют фашизмом. А фашистом никому быть неохота. То в население внедряется мысль: думать так — это плохо, порочно, ошибочно, недопустимо, бесчеловечно.
И что? И то, что это становится для масс правдой. А сто лет назад хама бы избили на улице, насильника линчевали и повесили на месте преступления, в ответ на избиение полицейских разгромили весь вонючий квартал, а в ответ на взрыв стадиона — вышвырнули бы вон всех единоверцев, которые молились бы в счастье, что живы остались. А уж перерезать горло старику-священнику в алтаре его церкви — это вызвало бы погромы мусульман по всей стране. А ныне — молчок.
Нормальное со временем может стать немыслимым, а немыслимое — стандартным. Недопустимое — поощряемым. Похвальное — запрещенным. Вот это все — ползание окна Овертона по шкале возможное-невозможное то вверх, то вниз: одно окно открывается, другое тем самым закрывается, а соотношение можно-нельзя остается тем же.
Но для нас сейчас что главное? Что «можно-нельзя» означает «правильно-неправильно». Оно же: «истина-ложь».
Под влиянием политкорректности, идеологии, любых политических изгибов и экономических надобностей, эстетических эскапад и самоутверждения хамов — правда постепенно переползает в загон с надписью «ложь», а ложь вылезает из своей норы и угромождается на пьедестале с чеканной надписью «правда». Вот что находится в глубине за окном Овертона, который хотел было разглядеть только переползание запретов и норм публичных высказываний.
Даже пустое, поверхностное, лживое слово — при настойчивом употреблении имеет следствием мысль, суждение, оценку явления.
…А теперь положите этот книжный стеллаж плашмя и представьте его в виде ксилофона, а лучше — веревочной лестницы. С одиннадцатью перекладинами. И положите эту лестницу на круглый стол — в растянутом состоянии. Вся она на столе не поместится — только семь перекладин. А четыре будут свисать по два за края стола. Не поместятся.
Эти семь — то, что мы воспринимаем как правду. Что хорошо, допустимо, нравственно, похвально — то и правильно, то и надо, то и правда. А свисающие четыре — это неправда. Что плохо, глупо, ложно, антинаучно, аморально, агрессивно, осуждаемо — это ложь, любому ясно.
Что для нас важно в окне Овертона, которое мы покрутили, размножили и повидоизменяли? Что правде и лжи одного одеяла на двоих мало. И по мере того, как одно становится правдой — другое становится ложью.
