Вздохнув, она отправилась на кухню, мужественно решившись поменьше беспокоить Еву, как бы ни хотелось поговорить с ней, покормить, обнять… Но главное все-таки – поговорить. Выяснить, что там у них произошло с этим Витькой и насовсем или на время вернулась дочь.
Закончив со стряпней, мать отважилась снова просунуть голову в комнату Евы. Та по-прежнему лежала на диване, не переодевшись, как была, в джинсах, только на бок перевернулась.
– Поесть не надумала? – спросила Мария спокойным, даже веселым голосом.
– А что там у тебя? – вяло поинтересовалась дочка.
– Пирожочков напекла, рассольничек есть. Могу курочку быстренько, а ты пока пирожков с супчиком… Или чего тебе хочется, Евочка?
– Пироги с чем?
– С капустой, с печенкой, с яблочком, – старательно-радостно перечисляла Мария Егоровна. – Плюшек накрутила с корицей, все как ты любишь.
– Я и так толстая, – пожаловалась дочь.
– Ха! Толстая! Ты, Евочка, такая, что лучше и не надо. Пойдем, покормлю, чайку попьешь.
Ева села на диване, глядя в стену.
– Мама, прости меня. Ничего у меня не получилось. – Личико скривилось, она глотала слезы, силясь скрепиться.
– Господь с тобой, дочура! – всплеснула руками Мария. – Получится еще!
– Мам, ты на меня сердишься?
– Золото ты мое! Да за что?!
– Что не послушалась тебя. А теперь вот как вышло.
– А что вышло, доча?
– Да он… – Ева заплакала безудержно, пытаясь что-то выкрикивать между всхлипами.
Маша кинулась, обняла ее, зашептала, так и растекалась водой над огнем.
– С Витькой невозможно! – рыдая, выплескивала дочь. – Совсем озверел… орет постоянно… вчера даже замахнулся… Изменяет мне с каждой встречной… ы-ы-ы… – выла она, коверкая лицо судорожной гримасой. – Говорит, дура… достала… А чем я его достала?! Молчала, терпела… – Ей хотелось выговориться, облегчить сердце, но слезы мешали. Она давилась словами, выбрасывала их из себя по одному, по два, преодолевая взрывы плача. – Терпела всё… до последнего… Говорит: не держу… Говорит: не нравится – дверь вон там… Сколько я слез пролила, мама-а-ы-ы-ы… – Мария прижимала ее голову к себе, желая принять на себя хоть часть дочернего горя. – Ма-ам, – вскинулась вдруг Ева. – А может, он еще позвонит?
– Все может быть, – промямлила мать, всхлипывая и думая только о том, как она ненавидит этого чертова Витьку.
– Нет! Не может! – закричала Ева, вырываясь. – Он вчера девку в дом привел! При мне! Смеялся надо мной!.. Мама!
Но мама бормотала, что всякое бывает, но плохое сменяется хорошим и другую разную бессмыслицу, что плохое пройдет, и все еще будет хорошо, хорошо, хорошо…
