Нет, в виновности Сергея она не сомневалась. Но если бы сын чистосердечно сознался – было бы легче, она как-то смогла бы, наверное, даже простить. Он, однако, вел себя нахально, жил себе беззаботной полной жизнью, а про обворованную мать и не думал, в то время как она ни спать ни есть не могла от разросшегося в ней чувства беды и ненависти.
Как-то попробовала снова заговорить с ним, когда они были дома одни.
– Как же так, Сереж, – начала и сразу запнулась.
– Ты о чем? – хмуро реагировал наглый парень.
– Я о деньгах, которые ты у меня… взял… А как же мы жить-то будем?
Он взглянул затравленно. И Люба решила наддать.
– Взял – так хоть повинись! – рубанула жестко. – Я же все равно знаю, что ты вор!
– Етить твою… Опять за свое! – сын вдруг сорвался в крик. – Не брал я денег! Сколько тебе повторять? Не брал!
– Но кроме тебя некому! – слезливо возразила Люба.
– А ты не подумала, что я скоро женюсь? – чуть спокойнее сказал Сережа. – Не подумала, что для меня эти отношения очень важны? Могу я, по-твоему… так… рисковать? – Он замолчал, сидел, теребил вилку на столе. Смотрел затравленно, вызывая злость и одновременно жалость Любы.
Она села рядом и постаралась успокоиться.
– Но ведь деньги пропали, – сказала.
– Да сама же их куда-нибудь и перепрятала! – недружелюбно буркнул Сергей.
– Не трогала я, зачем мне?
– Мне твои крохи тоже не нужны! Отец со свадьбой поможет, обещал!
Люба вздохнула, снова почувствовав себя ненужной и одинокой. Сережа ушел к себе. Все было хуже некуда. «А может, ну их, эти деньги? – горько подумала она. – Забыть все – и дело с концом. Так тоже нельзя, сын все ж таки важнее денег…»
Она ушла в свою спальню, включила телевизор и села шить. Руки автоматически выполняли привычную работу, мысли проплывали в голове, не задерживаясь. «Ну а как же тогда правда?.. – думала она. – Где же справедливость?.. А может, и правды выше сын-то… и справедливости… Только как же дальше?.. Ну, как-нибудь… Что ж, получается, он ко мне так – а я к нему как к сыну… А и пусть! Важнее справедливости… сын-то…» Руки привычно шили, заказы на шитье были единственным Любиным заработком, и она любила свою работу и справлялась с ней отлично.
«Ну не так уж все и плохо, – вдруг подумалось отчетливо. – Мастер-то я хороший. И потом, Сережка ведь всегда такой был… с закидонами… но все равно ж я его любила! И сейчас могу любить. Я просто обязана любить, я же мать. Какой он ни будь – всё мне сын. Да… В доме должна быть любовь», – вздохнула она, налегая ногой на педаль швейной машинки.
